– А с такими, как Ричард, – гнул свое Джереми, не спуская с меня острого взгляда, – беда в том, что они, понимаешь ли, слишком благородны. Просто дьявольски благородны. Ждешь-ждешь, что он тебе скажет, а он возьмет и предложит руку и сердце.
– Что было бы весьма прискорбно, – холодно сказала я, – поскольку означало бы невозможность моего дальнейшего пребывания в Солуорпе.
В глазах Джереми мелькнуло выражение отчаяния.
– Вижу, призрак Прескотта все еще преследует нас.
– Он вовсе не призрак! – взорвалась я, ощутив, как от слов Джереми у меня мурашки побежали по коже.
– Все, больше ни слова. Умолкаю, – сдался он со вздохом. – И все же иногда мне кажется, Элизабет, что ты одна из величайших дур на нашей грешной земле.
Я вернулась в Солуорп к радостному Ричарду и любезному Джону Принсу. Мне показалось, что настало время для нового шага. В разговоре с Принсом я выразила готовность вместе с Мартой заняться оказанием врачебной помощи беднякам, как мы делали это в Суссексе. В мельчайших подробностях мною были расписаны наши познания в области применения лечебных трав, а также успехи, которых нам порой удавалось добиться на ниве избавления крестьян от различных недугов. Поначалу на его лице отразилось сомнение, потом он рассмеялся своим особым отрывистым смехом, в котором почти не было веселья.
– Почему бы и нет? Вполне можете попытать счастья, однако не удивлюсь, если у вас окажется не слишком много пациентов. Знаете ли вы, что говорят о вас двоих деревенские жители?
Я покачала головой.
– Они думают, что вы обе – ведьмы. Так что пару сотен лет назад вас, вероятно, сожгли бы на костре.
– Что ж, в каком бы веке это ни произошло, вы бы наверняка выручили нас. Уверена в этом, – сказала я с улыбкой.
И вновь прозвучал смех, от которого шел озноб по коже.
– Это я-то? Они всего лишь подозревают, что вы ведьмы. Что же касается меня, то тут уж у них никаких сомнений нет. Они уверены, что я – колдун. И что мы все вместе околдовали нашего сквайра.
– Неужели? – поразилась я. – Довольно глупо с их стороны. Ведь должны же они понимать, как много вы делаете для них, как вы добры!
И все же по зрелом размышлении я, кажется, отчасти поняла причины крестьянского суеверия. И по облику, и по манерам Принс и Марта на удивление походили друг на друга. Меня часто забавляло, когда я видела, как тщательно они избегают друг друга. Что же касается меня самой, то действительно со времени моего приезда в Солуорп Ричард сильно изменился, а это могло дать пищу местным пересудам.
– Для этих людей дьявол более реален, чем сам Господь Бог, – хмуро произнес Принс. – Должно быть, как и для всех нас, – добавил он, бросив на меня свой странный сверкающий взгляд.
Однако, несмотря на все предрассудки деревенских жителей, мы с Мартой храбро взялись за дело, начав по собственным рецептам варить снадобья и предлагать помощь нуждающимся. Нам очень повезло: Марте удалось оказать успешную помощь во время трудных родов и спасти фермерскую дочку от, казалось бы, неминуемой гибели. Это было расценено как чудо. Я же с не меньшим блеском спасла от ампутации ногу местному батраку, в которую тот по неосторожности вогнал ржавый гвоздь. Этого успеха я добилась с помощью припарок. Таким образом, мы выиграли битву, и вся деревня потянулась к нам нескончаемым потоком. Как я и ожидала, это произвело на Джона неизгладимое впечатление. Он начал крутиться вокруг нас, предлагая помощь, в то время как мы варили наши зелья.
Одним теплым летним днем мы оказались вдвоем в избушке, которая была отведена нам с Мартой для приготовления лекарств. Было очень жарко, а потому он работал, закатав рукава. Видеть его смуглые жилистые предплечья, изящные кисти рук было для меня искушением, тяжелее которого трудно придумать. В перерыве между манипуляциями я украдкой, будто невзначай положила ладонь ему на локоть. Он отдернул руку как ужаленный. Я не восприняла это как предупреждение, совсем потеряв голову от жары и возбуждения. Чуть позже я, притворно оступившись, на долю секунды прильнула к нему своим горячим телом. Грубо схватив меня за плечи, он отшатнулся.
– Не надо! – произнес Принс необычным хриплым голосом.
– Чего не надо? – столь же резко спросила я, раздосадованная его бестолковостью.
– Не надо пытаться соблазнить меня своим телом, – не снижая тона, пояснил он. – Ничего у вас не получится. Я не слепой и тем более не ослеп за то время, что вы здесь находитесь. Так что, госпожа Спейхауз, объяснимся начистоту: я принадлежу Богу и у меня лишь одна невеста – Его Церковь. Ничто и никто больше для меня не существует. Еще не родилась та женщина, которая собьет меня с избранного пути, как бы красива она ни была и к каким бы уловкам ни прибегала. Если вам нужен мужчина, то идите лучше к бедному Ричарду, который готов целовать землю под вашими ногами. А меня будьте добры оставить в покое.
Побледнев от гнева и унижения, я выпалила:
– Да как вы смеете говорить мне такое! Что это вам взбрело в голову?
Его взгляд был тверд, темные глаза буквально буравили меня.
– Если я неправильно истолковал ваши намерения, госпожа Спейхауз, то покорно прошу простить меня. Однако не думаю, что заблуждаюсь, и хочу предупредить, что подобное между нами никогда больше не должно повториться.
После этого священник гордо удалился.
Впору было разреветься от досады, но я взяла себя в руки и твердо решила, что он дорого заплатит за свои слова. Мой рассудок отказывался верить, что такое могло быть сказано им всерьез, и я дни и ночи напролет обдумывала мстительные планы.
Как раз вскоре после этого бедного Ричарда угораздило впервые предложить мне выйти за него замуж. Более неудачного момента он выбрать не мог, а потому ему пришлось изрядно отведать скопившейся во мне желчи. Я вежливо, но вместе с тем убийственно-холодно отказала ему, добавив, что в сложившихся обстоятельствах мне лучше уехать в Лондон. Он немедленно впал в отчаяние и чуть не на коленях умолял меня остаться.
– Я могу выполнить вашу просьбу, – произнесла я все с той же холодностью, вместе с тем внутренне кипя от недавнего афронта, – но лишь в том случае, если вы обещаете никогда больше не поднимать этой злосчастной темы.
С каким-то меланхоличным достоинством, столь не вязавшимся с его жизнерадостным обликом, он сказал:
– Я с уважением буду относиться к личным причинам, которые, как вы утверждаете, не позволяют вам выйти замуж. Однако я так люблю, так нуждаюсь в вас, что не могу дать вам обещания, которого вы требуете. Смысл моей жизни отныне придает лишь надежда на то, что мои любовь и преданность со временем, возможно, заставят вас пересмотреть свое решение и стать моей женой.
Его слова смягчили меня, и я, должным образом изобразив неохоту и колебания, в конце концов позволила убедить себя остаться в Солуорпе.
Я вновь повела кампанию против Джона Принса, однако противник теперь был настороже и прорвать его оборону стало гораздо труднее. Впрочем, вряд ли можно говорить о том, что жизнь моя превратилась в непрерывное жестокое преследование несчастной жертвы. Воодушевленный моим присутствием в доме, Ричард придумывал все новые и новые развлечения. Гремели охотничьи балы, устраивались пикники и званые ужины, которые более чем удовлетворяли мою потребность в обществе.
Еще одним источником радости служили дети. Оба были в той прекрасной поре, когда младенец превращается в маленького неумолкающего болтуна. Один был белокурым, другой – рыжим, и оба так крепко привязались друг к другу, что я часами могла с удовольствием наблюдать за их играми. Дик, будучи постарше, почти всегда казался мне более бойким и интересным. Но иногда случалось, что Артур, не получив желаемого, надувался и направлялся жаловаться ко мне. В такие минуты его глаза сверкали от обиды, из голубых становясь серыми, и он начинал до такой степени походить на Дэвида, что у меня щемило сердце. Мне приходилось отворачиваться, чтобы взять себя в руки, памятуя о том, что Марта практически никогда не спускает с меня своего мрачного взора.
Итак, мои военные действия против Джона не имели особого успеха. На людях мы поддерживали весьма дружеские, даже сердечные отношения и много времени проводили вместе. Однажды, когда мы стояли на сорок девятой ступеньке лестницы у водяного колеса и кормили лебедей, он спросил меня: