Прямо перед Белль выпрыгнул пухленький человечек с длинными бакенбардами.
– Барри! – радостно воскликнула она и позволила взять себя под руку. Люсинда уже растворилась в толпе, а мы с Крэном остались стоять и глядеть друг на друга, причем я напоминала самой себе кролика под взглядом удава. Глаза Крэна блеснули.
– Вашу руку, мэм. Не пора ли нам потанцевать?
И мы пошли. Полковник был хорошим танцором, причем скорее не от природы, а благодаря опыту, и я была признательна ему за то, что он сглаживал мои промахи, вызванные волнением. Оказавшись в его умелых руках, я скоро успокоилась и, к собственному удивлению, заметила, что уже получаю удовольствие от танца. Когда закончился один, какой-то неизвестный мне капитан с большими висячими усами немедленно пригласил меня на следующий. Танцевал он ужасно, но все время радостно болтал, рассказывая мне городские сплетни и перемывая косточки собравшимся. От меня ему ничего не было нужно, за исключением внимания да милых улыбок, которыми я время от времени одаривала его. Так продолжалось и дальше: танец за танцем, и каждый раз – новый партнер. Некоторые из них просили меня рассказать о себе, и на эти вопросы я отвечала так, как меня научила Белль, предупредив: «Ни за что не рассказывай слишком многого – некоторая таинственность никогда не повредит женщине». Но большинству моих партнеров гораздо больше нравилось говорить о самих себе или об окружающих, что меня вполне устраивало. Я подумала, что развлекать мужчин на самом деле гораздо проще, чем мне казалось раньше. И все же единственными, кому удалось произвести на меня впечатление, оказались Крэн Картер и высокий стройный молодой лейтенант с цветом лица, как у девушки. Уж его-то никак нельзя было упрекнуть в болтливости. Наоборот, во время нашего танца он только и делал, что повторял одно и то же:
– Будь я проклят, если не танцую с самой симпатичной девушкой в этом зале, будь я проклят!
Но танцевал он хорошо и по возрасту был мне ближе всех, кого я здесь встретила в этот вечер. Ему было не более двадцати, и с ним я чувствовала себя гораздо проще, чем с остальными.
За весь вечер Люсинда попалась мне на глаза всего один раз. Она стояла в уголке, а вокруг нее собралась небольшая группа мужчин. Судя по всему, она что-то говорила: я заметила, как шевелятся ее губы. Впрочем, создавалось впечатление, будто Люсинда разговаривает с каким-то пятном на самой дальней стене – поверх голов всех собравшихся вокруг нее. Что касается мужчин, то они смотрели на нее, как сироты на рождественскую елку.
Во время перерыва на ужин Белль повела меня за собой, а возле ее локтя возвышался Крэн Картер. Он усадил нас за стол и сел рядом. После танцев я испытывала страшный голод и начала было пробовать все, до чего только могла дотянуться, но затем остановилась и виновато посмотрела на Белль. «Настоящая леди, – всегда повторяла она, – находясь в обществе, может разве что чуть-чуть поклевать. Это напоминает мужчинам, с какими хрупкими, деликатными созданиями они имеют дело».
Я ожидала увидеть на ее лице осуждающий взгляд, но она, наоборот, широко улыбалась, а вместе с ней и Крэн Картер. Вспыхнув, я торопливо отодвинула от себя тарелку, хотя, будь моя воля, с удовольствием проглотила бы все, что на ней находилось, и тихим голосом попросила бокал вина. Одним мановением руки, словно волшебник, Крэн выудил откуда-то бутылку с вином и налил мне бокал, выражая сожаление, что не имеет возможности напоить меня нектаром. Затем, подняв свой, протянул его к Белль.
– За самую умную женщину в Лондоне! – провозгласил он. В ответ она засмеялась от удовольствия и поклонилась, выражая свою признательность. – И, – он протянул свой бокал в мою сторону, – за самую красивую!
И после того, как он выпил, я поняла, что мне никогда не суждено жить в небольшом домике в Айлингтоне.
Публика потекла обратно в зал для танцев. Протянув руку, Крэн взял мою программку.
– Последняя мазурка, – тихо произнес он и, найдя этот танец, хладнокровно вычеркнул вписанное напротив него имя, написав вместо него свое. От удивления я разинула рот, а Белль стала протестовать:
– Не надо создавать неприятности, Крэн, вы не можете так поступить! Тем более что на следующей неделе состоится еще один бал.
– Никаких неприятностей не будет, – улыбнулся он в ответ, – хотя дуэль между мужчинами после первого же выхода в свет вовсе не повредила бы крошке. Однако тот несчастный, которого я вычеркнул, служит капитаном в моем полку. Я просто расставил нас согласно субординации.
И ушел.
Еще несколько раз я танцевала с высоким молодым лейтенантом и однажды, когда мы проплывали мимо Белль, с удивлением увидела, как враждебно смотрит она на моего кавалера. Губы ее были плотно сжаты, на лице читалось недовольство. Наконец объявили последнюю мазурку, и передо мною возник Крэн. В те времена, танцуя мазурку, в определенный момент кавалер должен был обвить рукой талию дамы и вести ее в танце. Когда этот момент настал, Крэн обхватил меня с такой силой, что на секунду я испугалась, как бы он не сломал меня пополам. Губы его были сжаты, щека дергалась от нервного тика, а глаза впились мне в лицо подобно двум стальным клинкам. По телу разлилась волна слабости, и, если бы он не держал меня так крепко, я наверняка бы упала. Наконец он ослабил хватку, и мы закончили танец как ни в чем не бывало. Держа под руку Люсинду, к нам подошла Белль, а полковник, нагнувшись, чтобы поцеловать мне руку, произнес, обращаясь ко всем нам:
– Буду с нетерпением ждать встречи с вами на следующем балу.
С этими словами он ушел, привлеченный голосами своих коллег-офицеров. Под нескончаемый хор «ваш покорный слуга, мэм» и «до следующего бала, мэм», мы прошествовали к выходу и, совершенно измученные, рухнули в карету. После этого каждый погрузился в собственные мысли, и всю обратную дорогу мы ехали молча.
Едва мы вошли в дом, Белль по очереди поцеловала нас.
– Вы обе умницы, я очень горжусь вами, – похвалила она.
Уже плетясь к кровати, я сонно подумала, что за весь вечер не сказала ни одной умной фразы, не сделала ничего примечательного. Непонятно, чему так радуется Белль! Раздеваясь, я увидела, что все мои красные розы увяли. Бал кончился…
4
В следующие несколько дней я редко видела Белль, ибо она, похоже, постоянно находилась в водовороте разных дел. Наконец она позвала меня в свой кабинет. Несколько минут мы просто болтали, причем разговор наш в основном крутился вокруг бала, но, неожиданно переменив тему, она спросила:
– Что ты думаешь о Крэне Картере?
Что я думаю о Крэне Картере? Я и понятия не имела! Вопрос немного напугал меня, но в то же время я была заинтригована.
– Я бы сказала, что он выглядит очень мужественно, особенно для человека в его возрасте.
– Он чрезвычайно заинтересовался тобой, ты заметила? – В голосе Белль прозвучали жесткие нотки.
– Да, – неуверенно ответила я. – Мне тоже так показалось. Но то же самое я могу сказать и в отношении Эгертона. – Эгертон был тем самым высоким, стройным и неразговорчивым лейтенантом. Белль только фыркнула, поэтому я продолжала, защищаясь: – Возможно, Эгертон не так умен или мужествен, как полковник Картер, но, видишь ли, он не намного старше меня, поэтому с ним я чувствую себя проще.
Я вопросительно посмотрела на Белль, ожидая ответа. Некоторое время она молчала, в раздумье сплетая и расплетая пальцы, а затем заговорила:
– Видишь ли, Элизабет, на самом деле я не хотела слишком подробно обсуждать с тобой такие вещи – по крайней мере до следующего бала, поскольку пока трудно делать какие-то прогнозы. Тем более с таким человеком, как Крэн Картер: он мог вообще не заметить тебя. Но раз уж он обратил на тебя особое внимание, то, полагаю, сделает предложение.
– Предложение? – ошарашенно повторила я за ней словно эхо. – Ты имеешь в виду предложение выйти за него замуж?
– Боже мой, ну что ты за ребенок! – нетерпеливо вскричала она. – Конечно же, нет! Крэн женат уже тридцать лет, он по-своему очень любит жену и растит четырех дочерей. Видимо, все же придется объяснить тебе все поподробнее.