Промучившись так до обеда, я запер бумаги в сейф и отправился в библиотеку. Нина на этот раз не удивилась моему визиту. Посетителей в абонементном зале не оказалось, и мы сразу направились в подсобку. Танечка, оставленная на ресепшене, проводила нас обиженным взглядом.
— Что-то ты зачастил, Макс, — проговорила Нина, оказавшись в моих объятьях.
— Нина, что мне делать? — в отчаянии спросил я, судорожно расстёгивая её блузу.
Нина присела на венский стульчик и, пока она возилась с моей ширинкой, я поведал ей о событиях вчерашнего дня.
— Значит, и в рот взяла и раком встала, — подвела Нина итог моего рассказа, беря умелой рукой извлечённого из ширинки узника. — Ай да сестричка!
— Как мне быть с Настей? — взмолился я. — Я не могу ей открыться.
— И не надо, — сказала Нина спокойно. — Будешь потрахивать и ту и другую.
Она оттянула кожицу на головке и потрогала её языком.
— Как знала, что ты сегодня зайдёшь, губы не красила, — сказала библиотекарша и приняла головку моего парня в рот.
Я подался вперёд, запустив пальцы в её огненные волосы.
Нина ласкала моего парня губами и языком, старательно и умело. Она проделывала это с тем же усердием, как если бы исполняла порученную ей ответственную работу.
«Странно, — подумал я, вспоминая неистовый натиск Мэри, — как по-разному сосут эти женщины! Интересно, а как бы сделала это Настя?»
Воспоминание о Насте и её кузине распалили меня до крайности, и я едва не кончил библиотекарше в рот. Однако, Нина чутко уловила предел моей прочности и выпустила мученика на волю.
— Теперь ты садись, — сказала она, переводя дух и поднимаясь со стула.
Я внял её просьбе и сел на ещё тёплое скрипучее сиденье.
Пока Нина закатывала на живот юбку и стягивала трусы, я в который раз успел отдать должное её округлой ладной фигуре.
— Ну что, — спросила она подбоченясь, — не хуже я твоих сучек?
— Ниночка, — сказал я с неподдельным восторгом, — ты лучшая! Хочу только тебя.
— Враньё, конечно, а всё одно, приятно, — сказала она и, подойдя к книжной полке, сняла оттуда том Мопассана. Среди ветхих, пожелтелых страниц обнаружился одинокий презерватив в серебряной упаковке.
— Одень, — велела Нина, — я, всё-таки, дама замужняя.
Она сама вскрыла упаковку и, вставив колечко презерватива в рот, с цирковой ловкостью облачила моего парня.
Стул жалобно скрипнул, когда Нина грузно опустилась на меня, широко разведя ноги. Я испугался, что он развалится под нами в самый неподходящий момент. Но он сдюжил и лишь меланхолично потрескивал от каждого движения Нины. Она между тем обхватила мою шею мягкими руками и предоставила мне свои губы. Поцелуй был долгим и внимательным. Руки мои также не бездействовали, изучая груди и ягодицы библиотекарши. Какое-то время мы молчали, занятые друг другом. Наконец, Нина прервала поцелуй и, глядя на меня туманными глазами, зашептала:
— Не смей забывать меня, слышишь!? Не смей!
Я прильнул губами к её тёплой шее:
— Ниночка, что ты, мы ведь не первый год с тобой…
— Забудешь, — снова шепнула она, — Настенька твоя ножки раздвинет и, забудешь.
Я ничего не ответил, представив на миг, как Настя, голая и желанная, лежит передо мной, разметав ноги. Пламя желания охватило меня с новой силой. Я подхватил Нину за пышную талию, и, повалив на стол пустил парня в атаку. Нина тотчас переняла темп и, забросив ногу мне на плечо, принялась вскидываться при каждом моём натиске, хлопая по столешнице голыми ягодицами. Если бы Танечка стояла сейчас под дверью, то, наверняка, догадалась бы о происхождении этих звуков.
Ещё минута такого аллюра и я кончил, судорожно хватая губами пляшущие передо мной Нинины груди. — Не выходи, — шепнула она, — я догоняю.
Нина метнула руку в промежность и яростно задвигала ею, принимая эстафету у моего поникшего парня. Этот двойной натиск увенчался успехом и Нина, громко выдохнув, упала лицом мне на плечо и затихла, нервно и часто вздрагивая.
Наконец, она встрепенулась как ото сна и, чмокнув меня в лицо, решительно поднялась.
— Презик сними и мне дай, я уберу, — сказала она уже обыденным тоном и принялась одеваться.
Я разоблачил парня и протянул его наполненную одёжку Нине. Она быстро завернула презик в салфетку и бросила в урну у двери.
— Чего расселся, — бросила мне Нина, оправляясь перед осколком зеркала, — Танька, небось, на сироп уже изошла.
Я встал и быстро привёл себя в порядок. Нина придирчиво осмотрела меня и сунула мне в руки тот самый том Мопассана.