— Мы, наверное, не с того начали? Может, надо было предложить тебе кофе? Или чего-то выпить?
— Разве что позже, — пробормотал я, целя своего парня обратно в рот девушке.
Однако, Танечка мягко отстранила его и поднялась с пола.
— Пойдём на кровать, — просто сказала она. — А то, коленки замёрзли.
Она подхватила с пола разбросанную одежду, взяла меня за руку и увлекла за собой. Мы быстро миновали тёмную гостиную с мерцающим телевизором в углу и оказались в спальне с разобранной кроватью посередине. Танечка первой бухнулась поверх пестрых шёлковых простыней, с кошачьей грацией разметавшись поперёк ложа.
Я медлил, с удовольствием разглядывая её упругое миниатюрное тело в мраморном свете ночника. Приняв эту минутную задержку за мою нерешительность, Танечка с усмешкой бросила:
— Ну, что ж вы, Максим? С Ниной Петровной вы, кажется, так не стеснялись?
— С Ниной Петровной? — спросил я с максимально невинным взглядом. — Мы с ней только о книгах беседовали. Я, знаешь ли, люблю полистать на досуге…
— Например, Мопассана? — перебила меня Танечка. — Полно, Максим, я ведь за вами не только подслушивала, но и подглядывала.
— Ай, яй, яй! — пожурил я Танечку. — За это несносных девчонок наказывают, и шлёпают по попе.
— Так в чём же дело!? — усмехнулась «несносная девчонка». — Возьми, да отшлёпай.
Она повернула ко мне гладкую белесую ягодицу. Я сел рядом на край постели и, склонясь, коснулся губами едва приметной полоски, разделявшей пломбирную белизну ягодицы от патины летнего пляжного загара.
— И это все наказание? — с притворным разочарованием вздохнула Танечка.
— Нет, не все, — бросил я плотоядно.
Я подхватил Танечку под колено, развернул поперек кровати и развел ее худенькие как у школьницы ноги в стороны. Танечка вскрикнула от такого стремительного натиска, но не сделала и попытки помешать мне. Рухнув на колени и торопливо целуя ее в раскрытые ноги, я быстро добрался до заветной ложбины. Танечкино лоно было аккуратно и гладко выбрито. Когда мои губы коснулись теплой упругой плоти, Танечка опустила к промежности узкую ладонь. Но, вовсе, не чтобы мне помешать. Ее тонкие пальцы развели губки в стороны, приглашая меня войти. Я немедленно отправил свой язык в танечкины глубины, чувствуя терпкий солоноватый вкус плоти. Танечка подалась мне на встречу. Ее рука легла мне на голову. Точно предупреждая мое возможное бегство, Танечка до боли вцепилась мне в волосы. Но отступать я и не думал. Исследовав горячую тесноту танечкиного грота, я сосредоточился на клиторе девушки, жадно трогая его то языком, то губами. Танечка отвечала шумными вдохами. Ее бедра то разлетались широко в стороны, то сжимали мою голову так, что становилось трудно дышать.
Наконец, она оттолкнула меня. Ее стремительные тонкие как у пианистки пальцы метнулись к влагалищу. Танечка принялась яростно и размашисто теребить свою плоть. Я на миг замер, увлеченный этим процессом, но Танечка крикнула мне хриплым, срывающимся голосом:
— Трахни меня, чего смотришь?!..
Я не стал медлить, чувствуя растущее непреодолимое желание к этой юной, готовой снова и снова отдаться мне девушке. Наши руки, губы и тела сплелись в яростной судороге. Больше не было произнесено ни слова. Теперь они были неуместны. Теперь мы вмести неслись к близкому и желанному финишу.
Да, Танечка вовсе не была тем серым мышонком, с которым я сталкивался в коридорах библиотеки. Она отдавалась мне истово, без всякого жеманства, с каким то, даже особенным вдохновением. К немалому удивлению я услышал, как Танечка что-то бормочет, откинув голову на подушки. Кажется, это были стихи.
Танечка кончила первой, огласив спальню коротким выразительным вскриком. она раскинулась на простынях, бурно дыша и, комкая рукой край одеяла. Я замер над ней, наблюдая яростный экстаз девушки.
Наконец, она вспомнила обо мне.
— Ляг на спину, — сказала Танечка, поворачиваясь. — Я тебя доласкаю.
Я не заставил себя уговаривать и повалился на спину, ощущая блаженную усталость в натруженном теле. Танечка склонилась надо мной и, пробежав быстрым языком по моему жезлу, приняла его в рот, деликатно стянув кожицу с оголовка. Она умела трудилась губами и языком, щекоча мне живот упавшими волосами. Время остановилось. В лунном свете ночника мерно покачивалась белокурая танечкина головка и вздрагивали её голые плечи. Зачарованный этим видением, я едва не преступил незримую черту и не излил в рот девушке сок любви.