Пока Мэри стаскивала с меня брюки, я с ностальгическим удовольствием трогал голые груди Насти, её маленькие упругие соски. Когда усилия Мэри увенчались, наконец, успехом, я оказался совершенно голым между двух женщин, исполненных желанья и готовых к любому предложенному сюжету.
Вопреки обыкновению, Мэри вела себя до крайности деликатно. Она прекрасно понимала весь нерв, весь трепет момента и, отнюдь, не спешила сыграть сейчас первые роли. Она лишь поглаживала горячей ладонью моё естество и жадно следила за действиями сестры.
Настя с пьяной улыбкой отстранилась от меня и, поднявшись с дивана, встала напротив. Я ожидал, что она снимет трусики, но девушка явно предоставляла это право мне. Я понял этот жест как символ полной капитуляции и примирения. Взяв Настю за бёдра, я приблизил её к себе и медленно стянул трусики, точно спустил флаг поверженной крепости.
Это действие, которое я проделывал прежде множество раз, с самыми разными женщинами, неизменно вызывало во мне импульс желания. Я буквально набросился на Настю, исступлённо целуя её в тёплый живот и жадно трогая её маленькие круглые ягодицы.
- Нет, Максим! - Настя отринула мои нетерпеливые руки, и опустилась на пол, глядя на меня исполненными неподдельной страсти глазами: - Сначала я, - бросила она, опуская лицо к моей пробуждённой плоти.
Не произнеся больше ни звука, Настя коснулась губами моего демона и замерла, точно фиксируя свой поцелуй. Это походило скорее на священный ритуал, нежели на акт страсти. Мэри громко вздохнула и приникла щекой к моей ноге, с напряжённым вниманием, следя за тем, как губы сестры касаются моей плоти.
Исполнив ритуал, Настя раскрыла губы и впустила моего разбойника в свой рот. Оголённой плотью я почувствовал её нёбо и горячий влажный язык. Настя замерла, давая мне ощутить высокую ноту близости и лишь тогда приступила к настоящей ласке. В том, как она уверенно и истово сосала, читалась та незримая перемена, произошедшая с ней, превратившая Настю из девственницы во взрослую раскрепощённую женщину.
Голова Насти подпрыгивала и опускалась так часто, что локон её волос, упавший на мой живот, скользил по нему, точно волна прибоя.
Настя неожиданно прекратила свою атаку и отстранилась, переводя дух и глядя на меня шальными и пьяными глазами. Её место тотчас заняла Мэри и теперь её белокурая голова начала свой порочный танец.
Настя отбросила со лба прилипшую прядь волос и с непривычным мне интересом следила за сосущей сестрой. Изредка она поглядывала на меня и тогда в её глазах читался немой вопрос, на который я не знал, что ответить.
Наконец, и Мэри прекратила свою экзекуцию и отстранилась, облизывая влажные порочные губы. Настя протянула к ней руки и женщины обнялись, точно произошедшее таинство теперь объединило их, развеяв туман подозрений и ревности. Теперь они были вместе и могли поровну разделить свою страсть, придать ей новые разнообразные оттенки порока.
- Теперь трахни её, Макс, - с чувством сказа Мэри. – Теперь, можно. Теперь нам всем можно.
Она помогла Насте подняться с пола.
- Ляг на спину и ноги раздвинь, - шепнула Мэри, укладывая Настю на диван.
Мне пришлось встать, и подождать, пока Настя разместится. Сильно раздвинуть ноги на узком диване у неё не вышло, но это не сильно меня смутило.
Мэри обняла меня сзади за плечи и шепнула, щекоча мочку уха:
- Возьми её нежно, Макс. Представь, что она всё ещё целка.
Я кивнул и опустился прямо на Настю, касаясь своим телом её живота, маленьких напряжённых грудей, распахнутых бёдер. Я вошёл в неё не сразу. Мы долго лежали так, ощущая взаимный трепет. Глядя в близкие широко распахнутые глаза девушки, я видел в них мольбу и раскаянье.
Наконец, одним точным и размашистым рывком, я овладел девушкой. Тело Насти вздрогнуло от нервного напряжения и она, не сдерживая себя, застонала, не в силах сдерживать приступы непреодолимых желаний. Я поцеловал её в губы и вошёл в неё ещё глубже, уже ни как гость, а как хозяин. Она подалась мне навстречу и излишне быстро задвигала бёдрами, подтверждая свою безусловную и безоговорочную капитуляцию.
Я подхватил гладкие, тёплые ноги Насти, бьющиеся как две большие пойманные рыбины, и поднял их, разведя в стороны. Лицо Насти преобразилось. На нём не читалось больше виноватой сдержанности. Лишь восторг первой настоящей близости, трепет неистового желания.