Нарушая законы суда Чести, запрещающего кому-либо вмешиваться в поединок сторон, Лехор что-то свирепо заорал, и его подопечный лихорадочно изменил тактику. Он выбросил один за другим три связки «Ударных звеньев» — самонаводящиеся заклятия, состоящие из двух магических бомб, соединенных цепью чистой энергии, стремительно извивающихся в воздухе, что позволяло контролировать большую зону досягаемости. Как и любое мощное самонаводящееся заклятие, оно потребляло еще больше энергии, чем предыдущее. Поборник шел на большой риск. Если от одного «Ударного звена» можно было защититься и даже попытаться уйти, то от трех сразу сделать это становилось просто немыслимо. А их суммарной мощи вполне могло хватить, чтобы проломить не слишком сильную защиту колдуна. Уйму энергии для этих заклятий обеспечил все тот же Круг Святости.
Только Чернояр не собирался ни пытаться уходить от них, ни тем более ждать пока они ударят по нему. Повинуясь его воле, Щупальца Тиамат рванулись вперед и резкими бросками перехватили и перенаправили «Звенья» обратно. Инквизитор вскричал, но «Крест веры» исчез, не выдержав таких ударов. А его противник приближался. В отчаянии он закрылся «Святым щитом». Этой очень мощной защитой обычно пользовались в самый сложный момент, потому что она активировалась хоть и практически мгновенно, но, во-первых, потребляла разом всю энергию, а во-вторых, прикрывала только с нескольких сторон, а не являлась замкнутой сферой. Чернояр тут же ударил «Дитейрой». Мощная комета темной разрушительной магии устремилась к врагу. Но она обрушилась не на его щит, а в землю рядом с ним. Взрыв был такой силы, что многие собравшиеся солдаты шарахнулись инстинктивно назад. «Святой щит» выстоял, но вот самого инквизитора отшвырнуло в сторону, и он упал на спину. И тут же Щупальца Тиамат проскользнули в образовавшуюся брешь и нанесли удар. Но не по поверженному сопернику, а по «Щиту». Как и подавляющее большинство магических защит, он был крайне прочен и надежен только с внешней стороны, но не изнутри. Поэтому Щупальца его проломили на раз. В отчаянной попытки спастись инквизитор накинул на себя снова «Крест веры», но на него уже едва хватило энергии. Круг Святости был практически неисчерпаем, но вот брать из него энергию приходилось по не слишком широкому каналу. И это являлось слабым местом любого инквизитора.
Чернояр стоял уже практически рядом. В его руках мгновенно выросли огромные дестройеры и одновременно полетели в цель. «Крест веры» исчез в светлой вспышке, а сам инквизитор яростно вскрикнул от боли. Если бы колдун захотел, он мог бы его уже убить, но он специально рассчитал силу своего удара. И снова метнул ослабленный дестройер. Тот снова снес защиту и лишь причинил сильную боль, но не убил. Однако приближающийся следующий шар сконцентрированной разрушительной энергии заставил поборника снова в отчаянии выбрасывать на защиту уже чистую энергию. А она являлась на порядок менее эффективной, чем облаченная в любую магическую форму. И так повторялось снова и снова. Чернояр презрительно смеялся и повторял трюк снова и снова. На лицах солдат, как на картинах, читались всевозможные эмоции — от откровенной поддержки до тихого ужаса.
А вот полковник откровенно злорадствовал.
Колдуна обуревала ярость, накопившаяся за все это время ко всему — к проклятой жизни, к злу, к добру, и главное — к Инквизиции. Он вспоминал тех, кого замучили поборники, тех, кого он знал и кто не совершал никаких деяний, за которых их стоило сжигать или отправлять в Чистилище. И это приводило его в еще большую ярость. Дестройеры сами собой наливались большей силой и вскоре стало понятно, что инквизитор уже просто не способен защищаться, а колдун — рассчитывать мощь своих атак. Той чистой энергии, что давал Круг Святости, просто не хватало даже на минимальную защиту. Щупальца Тиамат в боевом безумии рыскали по окружающему пространству, ища себе жертву, но колдун пока сдерживал их.
— Суд закончен!
Это крик совпал одновременно с тем, что очередной дестройер рассыпался о магический щит, накрывший его соперника. Чернояр в бешенстве обернулся, готовый убивать.
Иримия.
Они встретились взглядами. В глазах колдуна плясал сущий ад, а в глазах священника была непоколебимая уверенность в своих действиях. И мольба.
Чернояр несколько секунд стоял, не в силах ничего сделать, оглушенный своей яростью. Все, что он хотел сейчас, — это продолжать рвать и метать. Но эта мольба… В глазах человека, которого он уважал. Человека, который не сделал никогда никому зла.
Колдун внезапно начал остывать. Тело дрожало, но разум прояснялся. Наступало даже какое-то чувство вины.
Но тут боевое заклятие сотрясло его защиту. Пламя ярости вспыхнуло с такой силой, что сумело выдержать все. Будь Чернояр неопытным юнцом, его бы там же наверняка и уничтожили. Но всю жизнь он всегда видел зло во всем и от каждого, и всегда ждал его снова. Он знал, что инквизиторы не выдержат и вмешаются. Особенно сейчас, когда священник объявил, что суд закончен. На это имел право лишь полковник, но Иримия как представитель Церкви также обладал возможностью вмешаться.
Ждал и был к этому готов. Заранее выставленная «Сфера ярости» сколлапсировала, поглотив всю разрушительную энергию. Едва инквизиторы нанесли удар, как Щупальца Тиамат, давно уже подкравшиеся к ним, вцепились в их горла. Они были настолько убеждены, что их атака закончится успешно, что даже не стали накладывать на себя какую-то серьезную боевую защиту. А ту, что все же имелась, Щупальца ослепленного бешенством колдуна смогли проломить. Чернояр в ярости разорвал сковавшую его «Паутину света». Все замерли, не зная, что делать.
Он стоял и смотрел, как извиваются полузадушенные поборники во главе с Лехором, представителем Святой Инквизиции в королевских войсках. Одно его желание, один мысленный приказ — и ничто их не спасет. Щупальца Тиамат сомкнут свои челюсти — и все будет кончено.
— Отпусти их, — попросил Иримия.
И все, абсолютно все глядели не на командира полка, а на священника, который сейчас стал для них единственным авторитетом.
— Не нужно их убивать. Я прошу тебя. Пожалуйста.
На какое-то мгновение новая вспышка ярости озарила лицо колдуна. Все инквизиторы упали на землю. В каждого он уже влил порцию яда, но его действие проявится только через несколько суток. Им придется сильно постараться, чтобы выжить. По его приказу Щупальца Тиамат окончательно оставили своих жертв и вернулись к нему.
Затем он резко обернулся к полковнику Алтану.
Тот побледнел. И громко произнес:
— Победителем суда Чести объявляется Чернояр.
Полк, наконец, вышел из шока и шумно приветствовал его. Глаза Иримии лучились радостью.
Чернояр лишь только поморщился.
Глава 15
Первое, что Реатор увидел, когда открыл глаза, — это склоненное над ним лицо Айвара. Он что-то с интересом изучал на его шее и морщил в глубокой задумчивости лоб. Генерал инстинктивно ощупал себя в том месте и, к своему облегчению, ничего не нашел. От неожиданности Айвар отшатнулся назад, а потом расплылся в улыбке:
— Я смотрю, наш доблестный генерал, победитель архилича и все такое прочее, наконец-то пришел в себя!
Реатор вздохнул, собираясь с силами и пытаясь привести в порядок свое сознание. Мир вокруг вел себя не слишком стабильно, в голове стоял подозрительный шум, а тело вообще ощущалось словно чужое. Но проявлять слабость, тем более при других, он себе позволить никак не мог. Через пару минут ему показалось, что можно сделать попытку подняться.
— Где я?
Реатор с интересом осмотрел окружающую его обстановку, едва сумев сесть. Место вроде бы казалось смутно знакомым — строгий стиль, все в зеленых тонах. Это была довольно большая, но обычная спальня. Правда, обставленная со вкусом, с огромным зеркалом, явно эльфийской работы, окна высились почти во всю стену, пропуская максимально возможное количество света. На стенах висели прекрасные картины. Реатор не особо разбирался в живописи, но точно мог сказать, нравится ему то, что он видит, или нет. И он терпеть не мог, когда начинали восхищаться явной, как ему казалось, мазней только потому, что, дескать, они там что-то видят специфическое, либо художник жутко знаменит. Но эти картины выглядели вполне красивыми и разнообразными по своей тематике, и к тому же помещались в весьма дорогих старинных рамах, что указывало на их принадлежность к шедеврам. Почему-то он сейчас обратил внимание именно на них.