— Его вынудили к этому.
— Колдуна? Это конечно. Их всегда принуждают обстоятельства.
— Ты напрасно так говоришь, — голос Иримии стал строг. — Разве я мог бы назвать другом убийцу? Такого, какими обычно являются колдуны?
— Уверен, что нет. Ты другом вообще никого не называешь. Да общаешься хорошо со многими, и так поглядеть — друзей у тебя масса, но вот ты сам другом называешь только меня. И вот, выходит, этого колдуна. Подожди-ка, сейчас вспомню: по-моему, его имя Чернояр. Да, точно.
— Твоя память, как всегда, работает отлично.
— Покопался бы ты с мое с такими вот кипами «важных» бумаг, научился бы запоминать и не такое. Так чем этот колдун особенен? Знаешь, меня просто раздирает любопытство.
— Любопытство — не порок, — философски заметил Иримия. — Просто это такой человек, каких, наверное, больше нет. Да, он очень жесток, бог дал ему столько испытаний, сколько не давал никому из живых, кого я знаю или знал когда-то. Они ожесточили его.
— Он стоит на стороне Зла?
— Чернояр? Знаешь, у него своя собственная сторона. Которую он отстаивает, не считаясь ни с чем.
— Кажется, я тебя понимаю. Инквизиторы напали на него, и он их убил.
— Он убивает всех, кто причиняет ему зло.
— Боже. Иримия! Тебя послушать, это прямо какой-то маньяк. Если бы так делал каждый, на всем Империале не осталось бы уже никого, кроме отшельников.
— Он убежден, что имеет на это право. У него своя философия. За добро он платит добром, за зло — злом. Этот колдун натерпелся в жизни столько, что у него выработалась крайне резкая и нетерпимая реакция на любое зло в свою сторону. Раньше, когда он был слаб, то стойко сносил все, потом начал отвечать. Теперь он беспощадно карает.
— И ты просишь меня за такого человека?!
— Да, мой друг, прошу. И очень надеюсь, что ты мне поможешь. Чернояр стал таким, я понимаю, это очень плохо, но посмотри на это с другой стороны. Он же не перешел на сторону зла. Он не убивает просто так, не творит сам какое-то зло еще. Хотя, ты знаешь, иногда мне кажется, что он буквально на грани. Видимо, где-то в самой глубине души, о чем он и сам верно не знает, еще теплится огонек веры. Возможно, уже и не в бога, но огонек есть, который не дает ему стать воистину страшным человеком. А он может. И если это, не дай бог, когда-нибудь произойдет, зло получит настоящего демона, который не будет знать пощады. Родится истинное Зло. А с его возможностями, умом, силой, а главное — жгучим желанием все окажется поистине страшно. Он просто станет творить всяческое зло всем и везде, где только сможет. Именно из таких получаются самые знаменитые и страшные представители Зла. Он будет просто мстить жизни, богу, уж не знаю кому, как своему кровному врагу. За все, что с ним случилось. А мстить он умеет.
— Я тебя не понимаю, — растерянно произнес архиепископ Верон. — Если все так и есть, тогда колдуна нужно тем более изолировать. И в данном случае Инквизиция сделала воистину благое дело.
— Но он же им не стал. Пойми. Сколько времени, но колдун держится. Подумай, что должно быть в человеке, чтобы все это время держаться. Жизнь была с ним очень жестока, но он не сломался.
— Значит, он очень сильный. Духом, прежде всего.
— Да, у него есть стержень, которого нет у подавляющего большинства.
— Но это не говорит еще о том, что колдун не станет воплощением Зла.
— Не говорит. Но при всех испытаниях, выпавших ему в жизни, он не перешел грань. Да, он отгородился от светлой стороны, считая ее неким подобием зла и несправедливости, но и не перешел на другую сторону. Он просто сам по себе. И без раздумий убивает всё, что угрожает ему.
Верон откинулся на спинку своего высокого кресла и задумчиво поджал губы:
— Кажется, теперь я начинаю тебя понимать. Ты хочешь сказать, у нас есть шанс вернуть его в нормальное состояние?
— Я думаю, будет настоящим преступлением с нашей стороны, если мы отдадим такого человека. И не сделаем все возможное, чтобы исправить ситуацию и помочь ему. Он сильнее всех, кого я знаю, и даже не своей силой, а тем, кто он есть. И еще: в душе Чернояр все равно все еще хороший. Ему не чуждо сострадание, он может помочь, если посчитает нужным. В нем еще есть частичка добра. Если мы дадим ей угаснуть, это станет большой ошибкой.
— Иримия, это твой друг и знаешь ты его куда лучше, чем я. Даже после твоего рассказа я не уверен, что понял хоть частицу всей глубины этого человека. Ты один из тех людей, которых называют святыми. И если ты печешься об этом колдуне, значит, на то есть очень важная причина. Как я понимаю, он сейчас в Чистилище?
— Да. Четвертый день. Я слишком поздно об этом узнал.
— Его очень скоро казнят.
— Поэтому нужно спешить.
— Да, я понимаю. Чистилище — это очень страшная вещь. Кто попадает в него, обычно в первый же день сходит с ума. Инквизиция верит, что безумие освобождает от зла. На самом деле оно просто ломает человека, делая его пустым звуком. Как я понимаю, ты уверен, что колдун выстоит?
— Я уверен. Он уже перенес столько зла, что выдержит и это.
— Ой ли? Нет, я верю тебе, его разум может выстоять. Но кто выйдет из Чистилища? Не выйдет ли то чудовище, которое ты описал? Не станет ли Чистилище тем шагом, который все изменит и переведет его на сторону зла?
— Остается только надеяться, что нет. Я буду сам говорить с ним. Он послушает меня.
— Он также считает тебя другом?
— Чернояр практически не видел в жизни добра для себя. Он очень ценит тех, кто, по его мнению, несёт добро.
— Я тебя понимаю, мой друг. Ты в любом случае не можешь поступить иначе, даже если этот колдун и стал уже олицетворением Зла. Но неисповедимы пути господни. И бог видит, что и я не могу поступить никак иначе.
Архиепископ Верон решительно встал:
— Что ж, бог благоволит нам. Сайрос сейчас отбыл в армию, высшие чины Инквизиции тоже сейчас не здесь, в Храмовом городе. Но если я обращусь к Реатору напрямую, это ничего не даст. Нужно слово Патриарха. Думаю, против его указа они не пойдут. В любом случае у нас есть шанс.
— Ты хорошо знаком с Патриархом?
— К сожалению, нет. Но я знаю того, кто нам поможет. Однако учти: колдун вовсе не будет освобожден, он лишь окажется переведен под нашу юрисдикцию. А дальше…
— Я о большем и не прошу, — смиренно заверил его Иримия.
Глава 33
Реатор поморщился от раздражения, когда его вызвали по ментальной связи. Но вызов исходил из Храмового города, так что пришлось ответить. Это оказался Айвар, белокурый офицер Эрнегии. Генерала определенно раздражал этот выскочка, равно как и его нагловатая манера общаться, да и внешний вид в целом. Обычно с ним связывался Иоган или сам Сайрос, и ни тот, ни другой никогда этого не делали так близко к полуночи — времени, когда в Чистилище обычно начинались казни. Ночь являлась самым лучшим временем для поглощения, магическая энергия становилась более стабильной и концентрированной. И оба первых лица Святой Инквизиции это прекрасно знали. Айвар, если даже и не знал, то мог бы сначала поинтересоваться у кого-нибудь. Да и вообще, чего ради было тревожить его в такое время, когда все ложатся спать либо уже спят?
Реатор очень не любил, когда ему мешали или отвлекали. Особенно от такого важного дела.
— Да! — не скрывая своего раздражения, мысленно ответил он.
Айвар бесцеремонно пошарил в его голове, пытаясь выловить хоть крупицу информации, но напоролся на блок и нагло заявил:
— Я смотрю, наш генерал совсем не в духе. Что-то случилось, да?
— Если у тебя есть дело, говори. Ты меня отвлекаешь.
— От чего?
Реатор поморщился, но если проигнорировать этот вопрос, то он лишь потеряет время.
— У меня дела. Чего хотел?
Он почти увидел, как Айвар расплылся в своей довольной чертовой улыбке:
— Наверное, время Поглощения. А я мешаю. Ай-ай-ай! Однако у меня тоже важное дело.
Реатор хранил молчание, ожидая продолжения.
— Наших епископов пригласили к патриарху, а потом, как они отбыли, к нам поступило одно срочное послание. Знаешь, от кого? От самого патриарха.
— Узнаю почерк Церкви. Они не особо хотят сталкиваться сейчас с нами, особенно когда Святая Инквизиция набрала вес и силу. Так что пошли на простую уловку. Пока Сайрос и Иоганн в королевской армии, а остальные наши главы будут вести беседы с патриархом, им некому противостоять. По закону, Святая Инквизиция — это часть Церкви, а сам Сайрос — ее архиепископ, — хмыкнул генерал. — И что же там они хотят?