– Если хочешь подарю тебе чулки как у девочек Эмо. – пошутил я.
– Патрик, я любила этот цвет задолго до рождения этих девочек. И красный с черным. Знаешь, я, пожалуй, не против таких чулок, если в придачу к ним будет фиолетово-черный будуар. – рассмеялась Рита.
Я задумался как бы мог выглядеть будуар Риты в этих тонах и пытался представить предметы мебели и интерьера. Я уже мысленно видел это комнату и понимал, что могу это осуществить. Рита словно прочла мои мысли.
– Патрик, я пошутила. – сказала она, – я знаю, что ты можешь и этого достаточно. Может быть когда-нибудь потом, когда я буду старой, заносчивой и капризной. Идем лучше завтракать или обедать, не знаю уже.
Рита увидела, что я разглядываю ее неприкрытую грудь и показав мне язык надела топик.
– Только на десерт. – сказала она и пошла к лестнице.
Мы не съели и половины того, что я привез.
– Ты, что думал я ем в три горла, – спросила Рита, – когда покупал все это.
– Не думал. – ответил я, – Просто не знал, что тебе нравится и хотел, чтобы у тебя был выбор.
– Господи, Патрик, какой же ты милый. – Рита встала из-за стола и подойдя ко мне обняла и поцеловала в макушку.
Мы вернулись на верх. Рита взяла свой смартфон и забралась на кровать. Лежа на животе, она занялась его настройками. Я пристроился рядом. Лег поперек кровати положив голову на ее чудесную упругую попку. Похоже Рита что-то сказала, а я не услышал, потому что почувствовал, как она легонько постукивает пяткой мне в лоб.
– Тук-тук, Патрик ты дома? – спросила она.
– Да, немного увлекся. – ответил я
– Чем же позвольте спросить?
– Несмотря на то, что расцвет субкультуры Эмо пришелся на двухтысячные, возникло оно в восьмидесятые. Я пытаюсь понять могли ли тебе нравится эти цвета до их рождения.
Рита рассмеялась.
– Патрик, ты серьезно читаешь про Эмо?
– Почему нет? Девушки выглядят довольно сексуально.
– Парик ты невыносим. Они плаксивые, депрессивные, унылые и суицидальные. Наверно поэтому их почти не осталось. Покончили с собой.
– Между прочим, – сказал я, – аэрография на твоем «Порше» очень вписывается в их эстетику.
Рита ничего не ответила. Похоже я ненароком задел что-то личное. Возможно, это связано с ее братом.
– Прости, – сказал я, – наверно я сказал лишнее.
– Ничего, все нормально. Иди ко мне.
Я прополз по кровати и лег напротив нее.
– Патрик у меня уже много лет нет брата, – сказала она, гладя мне в глаза, – но теперь у меня есть ты.
Рита уткнулась лицом мне в грудь, словно пыталась проникнуть внутрь меня. Я пожалел, что заговорил о Пьеро и надеялся, что не сильно ее разволновал.
– Есть еще кое-что, что ты должен знать о моей семье. – сказала Рита, отодвинувшись от меня, – Лучше если ты узнаешь об этом до отъезда. Мои родители брат с сестрой – близнецы.
Это оказалось неожиданным для меня. Цивилизованный мир создал множество рамок и табу, в которые мы нередко утыкались. Есть такая любопытная концепция «как у всех», меня она всегда удивляла и настораживала. Неужели многим хотелось быть «как все» пожертвовав тем, что досталось только тебе. Это не имело ничего общего с анархией и беззаконием. Это просто давало иллюзию почувствовать себя вне стада. Не скажу, что будь у меня сестра, я посягнул бы на ее целомудрие, но и осуждать тех, кто это сделал я не собирался.
– Главное, что они любят друг друга. – сказал я.
– Патрик, я знала, что ты поймешь. Они сами очень винят себя за это и дело тут вовсе не в морали или общественном мнении. Считают, что наша болезнь возникла из-за кровосмесительных браков, которые случались не одну сотню лет. Будь каждый из них в браке вне нашей семьи, вероятность заболеть была бы в два раза ниже.
– Неужели даже в наше время ничего нельзя с этим что-то сделать? – спросил я.
– Нет, Патрик, это единичные случаи и даже понять причину их до сих пор не удалось. Не думай, что мои родители не пытались. Отец хороший инженер-робототехник, его разработки используют крупнейшие концерны вроде «РобКо индастриз» и «Роботек Пайонир». У него неплохие связи во внешнем мире включая медицину. Наша семья потратила много денег финансируя исследования в одной из известных швейцарских клиник, но все впустую. Ученым, даже не достаточно материала для изучения. Болезнь протекает быстро около двух месяцев, а случаев заболеваний за последние сто лет было четыре, включая меня и Фрэда.
– Главное ты сейчас здорова. И получается, что есть какой-то шанс на исцеление. – сказал я.
– Да, Патрик, я здорова, но причина моего исцеления никому не известна. Я сдавала множество анализов в той самой клинике, и они не обнаружили даже следа болезни. И еще Патрик, я думаю ты понимаешь, что я не стану заводить детей.