И по Генчику.
Мне было стыдно за то, что я продолжаю тепло относиться к человеку, который так со мной поступил. Юка бы назвала меня дурой и была бы права.
— Рада за тебя, — выдавила я.
Он замолчал. Мне даже показалось, что нас разъединили, и для проверки я подула в трубку.
— Прекрати мне в ухо дуть, — немедленно отреагировал Генчик, — Настя, я так виноват…
— Да брось.
— Нет правда. Но у меня был такой сумасшедший год. Я ездил прыгать в Испанию. Почти на месяц. Все свои накопления пропрыгал. — Он нервно хохотнул. — И знаешь, что там со мной приключилось.
— Что?
— Были прыжки на пляже. Я немного не рассчитал и при приземлении разбил стекло ювелирной лавки. Представляешь, прямо влетел в стекло! Всё подумали, что это ограбление.
— Какой кошмар! В тебя стреляли?
— Нет, что ты. Но в участок отвели. Они там такие вежливые, суки. Улыбаются. Я тоже в ответ улыбался, дурак. Думал ещё, вот бы нам такую полицию. А потом выяснилось, что эти гады выставили мне счёт на пять тысяч евро.
— Да ты что? — ахнула я.
— Да, — в его голосе даже звучала некоторая гордость, — но, конечно, я отмазался. Но тысячу пришлось заплатить. За разбитую витрину.
— Ужасно.
— Зато весело было! Видела бы ты лица продавщиц, когда я влетел! Я почувствовал себя каким-то Бэтмэном, честное слово… А ты как?
— И я хорошо, — лаконично ответила я. А что мне надо было ему рассказывать? Про Аннет? Про то, как мы с Юкой ненадолго стали любовницами? Про выброшенный корсет? Про то, как мне тошно в четырех стенах?
— Ты выздоровела? Вроде бы много времени прошло уже.
— Вот два месяца назад корсет сняли. Спину укрепила. Думаю, что скоро мне можно прыгать.
— Правда? — обрадовался он. — Как здорово!.. Знаешь, а я ведь скучал.
— Почему же тогда не позвонил ни разу?
— А что я сейчас, по-твоему, делаю?
— В последний раз мы разговаривали, когда дождь только начал превращаться в снег. А сейчас за окном тридцать градусов.
— Ты, Настя, прямо как акын в тундре. Что вижу, о том пою. Неужели ты не понимаешь? Я нервничал. Я нехорошо себя чувствовал из-за всей этой истории. Тебе ведь наверняка рассказали, что я и Лика…
— Рассказали, — перебила я. Почему-то мне совершенно не хотелось выслушивать его версию стремительного романа с Юкой.
— Ну, вот. Ты никогда не замечала, что люди стараются меньше общаться с теми, с кем они поступили подло?
— Я никогда не замечала, чтобы ты интересовался философией.
— Узнаю свою Настену! — По его голосу я поняла, что он улыбается. — Ну так что? Едем?
— Куда?
— Как это куда? На аэродром, конечно!
— Когда? — растерялась я.
— Завтра я заеду за тобой часиков в девять. И рванем. Там в честь майских праздников скидки на прыжки.
— Ну, я не знаю… Я собиралась на аэродром, но так рано… Два месяца прошло всего.
— Да брось! — легкомысленно воскликнул он. — Вряд ли ты за такое ничтожное время прыгать разучилась, старушка. Прорвемся!.. Так ты едешь или нет?
И я сказала:
— Еду!
Почти всю ночь я не могла уснуть. Я три раза перепроверяла собранную для поездки на аэродром сумку, и мое сердце билось, как у хронического гипертоника. Я сто раз собирала эту сумку. Я наизусть знала, что в неё следует положить. Зубная щётка, увлажняющий крем, расческа Спортивный костюм, комбинезон для прыжков Шерстяные колготки — на улице обманчиво тепло, а на высоте пять тысяч метров холод. Очки, перчатки, высотомер, удобные кроссовки. Кокетливая ночнушка. Неизвестно, в каком номере мне придется жить? Неужели вместе с Генчиком? Неужели все это не сон? И все теперь будет, как раньше?
Это неправильно, мне надо бы на него обидеться. Даже если в моих планах стоит последующее страстное примирение — все равно надо обидеться для того, чтобы он понял, что так со мной обращаться нельзя. Я ведь даже в него не влюблена. Больше не влюблена. Просто Генчик ассоциируется слетом, адреналином, самолетом, романтикой, прыжками и небом, которое мне так непросто было полюбить.
Я еду на аэродром. Поверить невозможно!
Засылала я под утро счастливой и видела рваные нервные цветные сны.
Утром я всё ещё поверить не могла, что все будет, как раньше. Бездарно проведенный год вдруг показался коротким по сравнению с тем, что доведется мне испытать всего через несколько часов. Первый прыжок, после огромного перерыва — это… это… нет, честное слово, это лучше, намного лучше, чем секс!