Вот тебе и чудаковатый бюргермейстер! Как все ловко придумал и подгадал! И решение суда, и, даже поговаривают, одобрение старого епископа получил на пергаменте с печатью.
Теперь, выходит, вынесен самый правильный и законный приговор. Приговор «двух мечей». Один меч – решение светского суда города, второй – приговор церковный, а значит, согласованный с Господом.
И к тому же, в один день колесуют всех шестерых разбойников. Казнь продлится весь день. Это сколько же мяса и колбасы сожрет толпа! А сколько съест хлебцев, сколько выпьет вина и пива! И все это принадлежит бюргермейстеру.
Колбасник Рут тихо завыл и с ненавистью посмотрел на входящих во двор мальчишек. Те с необычайной серьезностью выставили впереди животов корзины с шейными ремнями. И они тоже работают на Венцеля Марцела. Сейчас мальчишки подчистую выметут все готовое мясо и бросятся к городским воротам, площадям, постоялым дворам, нахваливая вкуснейшие колбасы, сальтисоны и мясные лепешки, деньги от которых потекут в кошель бюргермейстера.
Глава 3
Колокольный звон согнал с крыши cобора огромную стаю ворон. Птицы черным рукавом обмахнули острые башни дома Господнего и с негодующим карканьем повисли над городом. Кружили вороны долго, поскольку, отгоняемые святым звоном, не смели сесть на высокий cобор, как впрочем, и на крыши прилегающих к соборной площади домов, потому что там уже обосновалось множество народа, плотно усевшегося на крепкой черепице.
А улетать прочь дьявольские птицы не спешили. Наверное, их хозяин, сам сатана, хотел глазами воронья с высоты полета посмотреть на казнь своих слуг. И еще прихватить души кровавых преступников, что наплевали на слово Божье, а значит, были его собственностью. Ну что ж, это его право.
А может, сатана высматривал в огромной толпе, скопившейся на площади и продолжавшей собираться на примыкающих улицах, своих новых слуг? Ведь сейчас произойдет нечто ужасное, прольется человеческая кровь. Такая горячая, такая красная, такая возбуждающая. И многие души дрогнут. Вот тут-то их и приметит сатана.
Но то дела Божьего противника.
Дела человека земные и понятные.
– Пора бы и начинать, – чуть сердясь, сказал судья Перкель и покосился на бюргермейстера.
– Пора, – поддержал судью рыцарь Гюстев фон Бирк.
Венцель Марцел недовольно поморщился.
Конечно, им не терпится. Судья спешит привлечь внимание разношерстной толпы к своей персоне. Он так и рвется к поручням помоста, устроенного для благородных гостей города и местных патрициев, чтобы сказать несколько умных слов, а затем велеть писцу огласить приговор и имена казнимых.
А молодому рыцарю уж очень хочется, чтобы на лице Эльвы выступили капельки холодного пота от того, что будет происходить на эшафоте. И тогда он подойдет к ней и предложит свой шелковый платок и крепкую руку.
Что касается самого Венцеля Марцела, то это был его праздник и он, конечно, желал продлить его. Тем более, что корзины мальчишек были опустошены лишь наполовину.
И только тогда, когда колокольные удары стали реже, а глаза всех присутствующих устремились на него, бюргермейстер вяло махнул платком, зажатым в правой руке.
Судья Перкель тут же выступил вперед и стал произносить слова, которые готовил весь вечер. Но люди слушали его вполуха. Все знали о чудовищных преступлениях разбойников и желали большего.
И вот в толпившийся народ врезались стражники и принялись делать проход.
– Ведут, ведут! – послышалось со всех сторон.
Неспешно, пытаясь каждой заминкой продлить свою жалкую жизнь, шли те, кому предстояли ужасные муки. Разбойники, надломленные предыдущими пытками, в большинстве своем уже не ожидали чуда ни от Господа, ни от людей. Лишь немногие из них все еще надеялись на невозможное. Они продолжали возносить молитвы к тому, кого не желали вспоминать в те мгновения, когда совершали ужасные злодеяния.
Выстроив приговоренных перед эшафотом, стражники отошли. И тут же из толпы понеслись проклятия и в разбойников полетели камни и гнилые овощи. Стоящие рядом мужчины и женщины стали плевать в них, сожалея, что слюна человеческая не яд змеиный.
По скрипучим доскам лестницы на эшафот поднялся городской глашатай. Развернув пергаментный свиток, он важно выпятил грудь и громко зачитал приговор. Но его едва слушали. Кому нужен перечень злодеяний, если все и так известно. Тем более никого не интересуют имена гнусных насильников и убийц. И только после того, как к первому названному подошел священник и, произнеся короткую молитву, перекрестил его деревянным крестом, народ стал утихать, готовясь к самому увлекательному.