***
Кроме ведьмы у него в эту ночь образовалось еще два трупа. Все тела надлежало сжечь утром на общем аутодафе. Поэтому он торопился.
Трупы он обычно забирал с собой, чтобы облачить их в саваны. Монахи потом, уже на костре, поверх саванов наматывали кресты и писали смолой слова покаяния.
Его непредвиденное великодушие оборачивалось проблемой для него самого. Буквально за пару часов ему предстояло найти тело. В противном случае его глупость окажется еще и напрасной.
Он заехал на телеге во двор, сгрузил трупы, двоих оставил лежать во дворе, тело ведьмы отнес в дом. Закутал в одеяло, приподнял голову, проследил за положением рук и ног, чтобы не упали с постели и не сильно затекли.
Уходя, он запер ворота. Дома палача боялись, обходя десятой дорогой, но были и те, кто униженно толпился под стенами. Из корысти или из безысходности.
Ему повезло — подходящее тело нашлось в лепрозории. Там умирали едва ли не чаще, чем в тюрьме. Женщину ему отдали сразу в саване, он лишь притрусил его соломой, сложив на телегу.
Светало, поэтому лошадь он подхлестнул. Дома у забора его уже ждали две едва различимые тени. Родственники, определил он по сгорбленным горем спинам.
Он слез с телеги и отпирал ворота, когда мужчина шагнул вперед, протягивая кошель и называя имя. Деньги он взял — понадобятся.
Женщина подошла следом, протягивая свое подношение. В этом кошельке было больше веса, а значит, собирали его монета к монете, из меди. Тихим, выплаканным голосом она назвала имя. Поздно. Ее сын уже лежал во дворе, за стеной. Больше для него ничего нельзя было сделать.