Они прошли за начальником караула по всему огромному судну, длина которого составляла никак не меньше пятидесяти шагов. Магн и Артебудз вдвоем тянули упирающегося жреца. Палуба с треском вздымалась под их ногами. Едва ли не ежесекундно со свистом налетал шквальный ветер, и тогда по судну как будто пробегала дрожь. К тому времени, когда они дошли до люка на носу судна, оба брата — и Веспасиан, и Сабин — уже ощутили приближение морской болезни. Когда же они открыли люк, чтобы по приставной лестнице спуститься на весельную палубу, в нос им тотчас ударила тошнотворная вонь мочи и дерьма.
— Похоже, господин, мы снова по уши в дерьме, — заметил Магн с верхней ступеньки лестницы, спуская вниз Артебудзу и Сабину упирающегося жреца.
Вскоре глаза Веспасиана привыкли к тусклому свету масляных ламп. Затем у него от удивления отвисла челюсть. Перед ним, цепями прикованные к своим веслам, спали несколько десятков гребцов. В отличие от римлян, фракийцы использовали в этой роли рабов.
— Как вам удается поддерживать дисциплину? — спросил он Гейдреса, сраженный наповал этим зрелищем. Фракиец пожал плечами.
— Они все до одного скованы по рукам и ногам, и не могут никуда бежать. К тому же им всем известно, что если они взбунтуются, так тотчас полетят за борт, а их место на веслах займут другие, которых мы про запас держим в трюме.
— Да, но если рабу нет смысла жить, ему нечего и терять. Именно поэтому мы в качестве гребцов используем вольноотпущенников. Им можно доверять. В трудные минуты на них можно положиться. Они всегда проявят мужество и не рискнут поднимать мятеж, ибо знают, что если останутся живы, то отслужив двадцать шесть лет, получат римское гражданство.
— Послушай, что ты пристал ко мне со своими вопросами? Я всего лишь моряк. У меня нет ответов на твои «почему» и «зачем». И мне совсем не жаль эту братию. Многие из них — это бывшие пираты, которые теперь сполна получают то, что когда-то предназначали другим.
— Да я не пристаю, — пробормотал Веспасиан, растерянно оглядываясь по сторонам. — Меня всего лишь беспокоит моя собственная безопасность. Как мне не опасаться за свою жизнь, если трюм набит теми, кому не дорога собственная жизнь?
— Теперь понятно, почему вы так и не стали морской державой, — заметил Сабин. — Вас больше волновало, чтобы рабы в трюме не взбунтовались, и потому были не в состоянии сосредоточить внимание на ходе сражения.
— Так уж у нас заведено, поэтому довольно вопросов. Пойдемте, камера вон там.
С этими словами Гейдрес открыл небольшую дверь и, пригнувшись, нырнул внутрь.
Веспасиан и Сабин последовали его примеру. Шагнув в низкую дверь, они оказались в темной вонючей каморке. При слабом свете луны, проникавшем сквозь решетку в потолке, Веспасиан различил железную клетку, примерно футов пять в высоту, длину и ширину.
— Давай его сюда, Магн. Артебудз, захвати масляную лампу, — велел он своим спутникам, пока Гейдрес возился с замком.
Благодаря тусклому свету лампы, Гейдрес сумел наконец вставить ключ в замок и распахнул дверь клетки. Внутри были приготовлены кандалы, прикованные к прутьям клетки тяжелыми цепями.
— Я сейчас выну у него изо рта кляп, — предупредил Веспасиан Магна и Артебудза, которые сжимали жреца мертвой хваткой. — Смотрите, чтобы он вас не укусил. Зубы у него острые.
С этими словам он вытащил изо рта Ротека кляп, вслед которому прямо ему в лицо полетел сгусток слюны. Веспасиан вытер лицо и кулаком ударил Ротека в живот. Жрец тотчас обмяк и уронил голову на грудь. Он лишь потому устоял на ногах, что Магн и Артебудз крепко держали его подмышки.
— А теперь послушай меня, ты, вонючий кусок дерьма! — прорычал Веспасиан. — Нам ничего не стоит облегчить себе жизнь и заковать тебя в цепи от твоей вонючей макушки до пят, что означало бы, что в один прекрасный день ты проснешься с дыркой в голове.
Жадно хватая ртом воздух, Ротек поднял голову. Его злобные глазки горели ненавистью. Он оскалился, обнажив спиленные, желтые зубы. Рот у него был кривой, губы срослись неправильно в том месте, где четыре года назад по ним полоснул меч Азиния.
— Мне без разницы, римлянин! — прошипел он. — Из вашей затеи ничего не выйдет. Никому из нас не доплыть до Рима. Вам — потому что вы все умрете во время плавания, мне — потому что мои боги живым перенесут меня во Фракию еще до того, как моя нога ступит на землю вашего проклятого города. Это я обещаю вам волею Збелтурдоса, чей гнев вы навлекли на себя, схватив меня. Его именем я проклинаю это плавание. Этому кораблю никогда не достичь Рима.