— Ты ждал меня? — спросила она, но так небрежно, что вопрос можно было принять и за утверждение.
— Д-да, — с трудом выдавил Аркадий Семенович. Бог знает какая сила сковала его члены, прилепила к гортани язык.
Она подошла, села на матрац, откинулась на подушку так, что голова лежащего Аркадия Семеновича оказалась под мышкой правой руки. Знакомый аромат — ее аромат, — ошеломлявший его всегда при встречах в подъезде, ошеломил и сейчас. Правой рукой она обняла его голову, левой же провела по волосам, по щеке, и от этого прикосновения провалился он в блаженнейшую истому и словно бы из далека-далека слышал ее низкий вкрадчивый полушепот:
— Бедный мой, бедный! Я мучила тебя, да? Но ведь оттого и мучила, что любила. В этой жизни нам не суждено соединиться — она не стоит того. Ну что бы мы делали? Жили как муж и жена? Скучно! Быт убил бы нашу любовь. В том-то все и дело, что она выше жизни, пойми. Но мы соединимся там. Ты подождешь меня немного, и я приду. Совсем немного.
Аркадий Семенович слушал, кивал, прижимался губами к ее боку и сквозь шелковистую мягкую ткань чувствовал теплоту и податливость тела. «Да разве, — думал он, — не стоит всей жизни вот такая минута? Прожить ее и умереть!»
Стукнули в дверь связкой ключей.
— Свидание окончено! — крикнул в коридоре гнусавый голос.
Дверь распахнулась, и вошли двое.
— Боже, так скоро! — прошептала она и крепче прижала его голову.
— Пора, гражданочка, — сказал один тем же гнусавым голосом.
«Гражданочка! — все возмутилось в Аркадии Семеновиче. — Как в очереди за сосисками! Да, она права! Тысячу раз права!»
Они подхватили ее под руки, почти понесли, и в дверях успела она оглянуться.
— Жди! — услышал Аркадий Семенович, и дверь взвизгнула, лязгнул замок.
Никак не мог он прийти в себя после бессонной ночи. Надо было бы встать, работать, но такая приятная расслабленность на него накатила, что не было сил пошевелиться — лежал, то впадал в сонную одурь, то просыпался, но все время помнил: в три часа должен позвонить Илья Петрович. Косил глаза на циферблат будильника — время тянулось медленно, словно нарочно. Вслушивался в коммунальную суету — не раздастся ли телефонный звонок. Мог позвонить Илья Петрович и раньше, почему именно в три? Телефон звонил, но все не его, других людей вызывали. Всплакнула и умолкла Колина скрипка. Откуда-то несся надрывный хрип Владимира Высоцкого, на кухне критиковала власти Акулина Васильевна.
Но как бы там ни было, как ни упрямились стрелки будильника, а все же доползли до трех часов, установились. Аркадий Семенович встал, натянул тренировочный костюм и стал ждать — дверь приоткрыл, чтобы слышней был телефонный звонок. Нехотя стрелки перевалили за три и вдруг побежали с поразительной быстротой, словно с горы свалились. Вот уже и четверть четвертого набежало, и половина, а звонка все не было. «Что такое? — заволновался он. — Что случилось? Может быть, занят, не может выкроить минуту, а может быть, потерял телефон? Газетный клочок с номером? Плевое дело потерять. И когда стрелки показали без четверти четыре, не выдержал, с визитной карточкой побежал к телефону.
— Алло? — ответил Илья Петрович солидным баритоном.
— Илья Петрович?! — образовался Аркадий Семенович. — Ну слава богу! А я жду, жду...
— Кто это?
— Да я же это! Утятин! Помните? Сегодня ночью...
— А-а! — сник сразу голос Ильи Петровича. — Помню...
— Я говорю, жду, жду! Вы обещали позвонить в три, продолжить разговор. Забыли?
— М-м, не забыл...
— Так что же? Случилось что-нибудь?
— Да нет, знаете... не случилось, — мялся Илья Петрович, кислым говорил голосом.