Похолодел Аркадий Семенович от недобрых предчувствий.
— Так в чем же дело?
— Понимаете... как-то уж очень неожиданно... И этот Паша... Что за человек? Откуда свалился?
Аркадий Семенович молчал, прижимал трубку к уху, и губы его горько кривились.
— И потом, — продолжал Илья Петрович, — меня тут с одним корреспондентом свели. Обещал поспешествовать...
— Ну раз так, тогда конечно. Я понимаю. Прощайте, — сказал Аркадий Семенович и положил трубку.
Ну вот! Этого можно было ожидать. Поманила удача и отвернулась. Но и осуждать Илью Петровича тоже нельзя: поддался человек порыву, загорелся, да тут же и угас. Что ж, у него свои важные заботы. Тут ведь действительно, не на прогулку съездить, тут черт знает какая решительность нужна. Нет, осуждать его я не имею права, сказал себе Аркадий Семенович и уныло поплелся в свою комнату. Завалился опять на матрац и лежал долго бездумно, вернее, мысли плелись какие-то вялые, которые и мыслями-то назвать было совестно. Неизвестно, сколько прошло времен, но вдруг очнулся он от стука в дверь.
— Аркадий Семенович! К телефону! — услышал голос Акулины Васильевны.
И вздрогнул: кому-то понадобился он! Сорвался с матраса и поспешил к телефону — всегда ожидал он от телефонных звонков каких-то важных событий, каких-то перемен в жизни. И сейчас услышал в трубке бодрый торжествующий голос:
— Аркадий Семенович? Приветствую! Ну, трубите сбор, дорогой! Победа! Полная Победа!
— Простите?
— Да Паша это, Паша! Труби, говорю, сбор! Звонил Председателю колхоза — все тип-топ! В субботу едем смотреть посудину. Можно и деньги сразу везти. Ты подготовь там Илью Петровича, пусть раскошелится. Ничего, с него не убудет. Ну все, бегу!
— Илья Петрович... — начал было Аркадий Семенович, но Паша перебил.
— Все! Бегу, дорогой, извини — служба! — и послышались в трубке короткие гудки.
Вяло махнул рукой Аркадий Семенович: пустое все! Правда, мелькнула было мысль — достать где-то денег, если действительно тот списанный сейнер стоит так дешево, как утверждает Паша. Дело, похоже, выгодное. Да только где достать? А главное, с каких доходов отдавать потом? Вот если бы взяли в журнале повесть, тогда заключили бы договор и выплатили шестьдесят процентов. Но вот тянет Сергей Сергеевич... Нет, забыть надо, успокоиться. Надо работать.
На оставшиеся от гонорара копейки накупил хлеба, пшена и засел за работу. Три дня не выходил никуда из дома — писал роман. Рука разбежалась, невозможно было остановить, отлетели прочь все звуки, все посторонние мысли. Изредка только с сожалением отрывался, варил на кухне пшенную кашку в кастрюльке. Шла к завершению глава, и в волнении писал Аркадий Семенович такие строки: «...и в дверях успела она оглянуться.
— Жди! — услышал Томилин и дверь...»
Однако в дверь именно в этот момент постучали. Он вздрогнул и досадливо отложил ручку.
— К телефону! — крикнули в коридоре.
В телефонной трубке бился, колотился, как пойманная в кулаке птица, взволнованный голос Ильи Петровича:
— Что? Где Паша? Как вообще там дела? — кричал он, забыв даже поздороваться.
— Подождите... — пытался сообразить Аркадий Семенович. — Случилось что-нибудь?
— Случилось, случилось! Ужасная вещь! Так где же Паша?
— Паша в субботу обещал... с деньгами...
— Сегодня пятница! Уф‑ф, слава богу!
— Что произошло? Встретились вы с корреспондентом?
— Встретился, — вдруг понизил голос Илья Петрович почти до шепота. — Впрочем, не телефонный разговор. Скажите адрес, я подъеду.
— Чей адрес?
— Ваш.
Продиктовал Аркадий Семенович адрес, положил трубку и стал ждать, все в большее впадая недоумение, но в то же время чувствуя, как исподволь зарождается в нем и зреет надежда: из сумбурного телефонного разговора выходило, что Илья Петрович вновь загорелся, иначе зачем бы ему понадобился Паша? Хотя, конечно, твердо надеяться никогда ни на что нельзя.
Он и сорвался и побежал отворять входную дверь несколько поспешней и суетливей, чем следовало, когда продребезжал в квартире его персональный звонок. Илья Петрович вошел сосредоточенный, озирающийся; пока шли по коридору, он, втянув голову в плечи, опасливо косился на двери комнат.
— Прошу, — Аркадий Семенович жестом несколько театральным пригласил в комнату — он вошел и опять же заозирался.
— Жилище отшельника! — воскликнул почему-то громким свистящим шепотом. — Ах, как знакомо! Как знакомо! Именно так: сидеть и творить, сидеть и творить! Ведь и я когда-то... Какое было времечко! А теперь... Да! Можете поздравить: перед вами уголовник!