— Начальству известно все, — сказал милиционер неопределенно.
— Вы хотите сказать...
— Начальство в курсе.
— В курсе? Ну так что? Что дальше?
— А дальше ничего.
Умолк Всеволод Петрович, не найдя больше никаких слов на такой убийственный по краткости и всеобъемлемости ответ, и дальше шел молча, выполняя команды, и таким образом пришли они на второй этаж и остановились перед нелепо разрисованной под дуб дверью. В окно в торце коридора виден был день — серебристый, пасмурный, надо полагать, следующий за вчерашним кошмарным днем.
Такой же серебристый день пролился на него из кабинета, куда, постучав предварительно, ввел его милиционер. За столом сидел вчерашний следователь с лицом непроницаемым, кислым, словно бы недоспелым. Скривив рот в недовольной гримасе — вот, де, извольте видеть, приходится заниматься такими пустяками, тратить время — он кивнул Всеволоду Петровичу на стул, взял авторучку и некоторое время что-то писал, не обращая на него больше внимания. Всеволод Петрович затосковал от нетерпения.
— Фамилия? — вдруг спросил Виталий Алексеевич.
— Как! подскочил профессор на стуле. — Вы не знаете? Может, вы меня затем и арестовали, чтобы спросить фамилию?
— Вопросы здесь задаю я, — голос Виталия Алексеевича был тускл и скучен.
— Ах да! Это мы проходили, видели в кино! Ну так пишите: фамилия моя Чиж, с рождения наречен Всеволодом, по батюшке Петрович.
— Год и место рождения?
И на этот вопрос ответил Всеволод Петрович, весь напружинившись, сдерживая негодование. И еще посыпалась на него масса глупых, ненужных на его взгляд вопросов, как то: кто родители, где учился, какая была тема кандидатской диссертации, в каком году приехал в город Благов, отчего умерла жена, не сохранилось ли медицинское заключение о ее смерти, да как они проживали совместно, не ссорились ли. И так тонко следователь обволакивал вопросами о ней, что проскальзывало сквозь них: не по твоей ли вине умерла? не ты ли уморил? Ловко закрутил, завертел следователь и вдруг перескочил на шурина, на Георгия Николаевича и на тещу.
— А ведь шурин ваш алкоголик? — спросил он и об этом между прочим.
— Да, он болен, — сказал Всеволод Петрович, удивляясь осведомленности следователя в его домашних делах. И под грудой навалившихся на него вопросов погреблось негодование, уступив место тревоге — тягучей, как тело ползущей змеи. Она и выползала словно бы из всех углов этого простенького кабинета, слетала с языка следователя, таилась в следующем вопросе.
— Квартиру от исполкома получили?
— От исполкома.
— А славная квартирка! — расплылся Виталий Алексеевич в добродушной улыбке.
И опять таилась неуловимая, тревожащая каверза в его улыбке.
— Это было одним из условий моего приезда в город Благов, — с вызовом сказал Всеволод Петрович, как бы защищаясь от каверзы, и показалось: может все дело в квартире? Хотя совершенно неясно было с какого бока здесь можно к нему прицепиться, обвинить.
— Конечно, конечно! Поменять Москву-столицу на нашу провинцию. Должен же этот подвиг чем-то компенсироваться, я понимаю. Но и обставить такую квартиру стоит недешево, а? — вроде бы иронизировал следователь, а вроде бы и сочувствовал.
— Недешево, — сказал сбитый совсем с толку Всеволод Петрович.
— Откуда же средства? — не изменились интонации в голосе Виталия Алексевича, только вскинулся взгляд, впился в профессора, заморозил.
— Обстановкой занималась покойная жена, я не вмешивался. Для нее это было...
— Страстью?
— В некотором роде.
— Но, согласитесь, такая страсть должна и материально как-то подкрепляться, разве нет?
— Да, конечно. Ничего не могу сказать по этому поводу, меня это как-то... Мы вдвоем работали, детей у нас нет, теща вела хозяйство... рачительно. Отсюда и средства.
— Учтено, все нами учтено, дорогой профессор. И ваш оклад — надо признать, совсем немалый, и оклад вашей супруги... м‑м, покойной. И все же не сходится. Дебет с кредитом — хе-хе — так сказать, не сходится!
— Это когда же вы успели учесть? И зачем вам это понадобилось?
— Работаем, работаем, как же! Такая наша работа — все учитывать, сводить концы с концами. А у вас концы не сходятся. Вот поэтому-то вы и сидите здесь передо мной и поэтому я задаю вам вопросы. Это я отвечаю по поводу вашего вчерашнего негодования.
— Поэтому меня арестовали? Вы шутите!
— Ничуть. Какие уж тут шутки! Но к этому мы еще вернемся. Значит так: вы утверждаете, что к приобретению вещей, находящихся в вашей квартире, вы не имеете отношения?