Неожиданно цыганенок с шумом втянул носом сопли, явно намереваясь харкнуть в лицо врагу, но Михаила этот маневр не застал врасплох. Он резко выбросил вперед руку и воткнул три сомкнутых пальца в шею парня на сантиметр выше кадыка.
— Сам жри свои сопли, — с улыбкой сказал он. — Давай, давай, приятного аппетита! Мальчиши-Кибальчиши в роду были?
В этот момент Олег понял, что Столяров не оставит цыганенка в живых, даже если тот добровольно поделится информацией. Хотя бы из соображений самообороны. Потому что в ответном взгляде темно- карих глаз он прочел четкий и недвусмысленный смертельный приговор им обоим. И все же Гарин попытался вмешаться.
— Жига, — сказал он. — Может, ты зря упрямишься? Ты ведь даже не знаешь, о чем мы собираемся тебя спросить.
Михаил обернулся к Олегу и покачал головой.
— Зря. «Хороший опер — плохой опер» — известная игра, но у нас чертовски мало времени.
— Это ты — опер, — огрызнулся Гарин. — А я — человек.
— А этот звереныш? Он тоже человек?
— И он человек.
— Пусть так, — мягко сказал Столяров. — Только, если я не ошибаюсь, этот человек знаком с другим человеком, который лишь за последние полтора месяца отправил на тот свет почти пятьсот человек. Включая одного очень близкого тебе человека. И пока среди вас, людей, происходят такие вещи, я лучше побуду опером.
— А если ты ошибаешься?
— В таком случае я готов ответить за каждую свою ошибку.
На это Олег не нашелся, что сказать. Михаил кивнул с пониманием.
— Слушай, ты вроде спать хотел? Там, за перегородкой, я видел пару спортивных матов. Иди отдохни, завтра будет трудный день.
Это было правдой. Гарину очень хотелось спать. Но ему не хотелось оставлять цыганенка наедине с подполковником СБУ Михаилом Столяровым, которого он до этого знал как Камня, а еще раньше — как Палача. Олег хорошо представлял, чего можно ждать от этого человека, особенно когда он, как сейчас, начинает говорить подчеркнуто спокойным тоном. Поэтому твердо сказал:
— Спасибо, я еще посижу.
— Уйди, Олежка, я прошу.
— Ничего. Я знаком с твоими методами работы.
— Ни черта ты не знаком!
Столяров остановился над Жигой, засунув руки в карманы штанов и широко расставив ноги.
— Сейчас я начну задавать вопросы, — сказал он, — а ты будешь на них отвечать. За каждый вопрос, на который я не получу ответа, я буду отрезать тебе палец. Когда закончатся пальцы, я отрежу тебе уши. Потом выколю глаза. После пятнадцати вопросов без ответа ты перестанешь быть мужчиной. А теперь — внимание, первый вопрос. Легкий. Ты понял меня?
Во взгляде цыганенка не было и капли страха. Он снова выдал длинную фразу на своем родном языке, но, когда Михаил наступил ему на коленную чашечку и вежливо попросил перевести, перешел на русский.
— Я сказал… Отрежешь мне палец — завтра потеряешь два. Выколешь глаз — сам станешь слепой. Я не боюсь ни бога, ни черта, гаджо. А на тебя я плюю.
И он действительно плюнул, но самолюбие Столярова от этого не пострадало, а его ботинок стал только чище.
— Ясно. — Михаил вынул правую руку из кармана и щелкнул выкидным лезвием ножа. — Ответ не засчитан.
Жига задергался, но Столяров придавил коленом его ноги и кулаком прижал к полу ладонь с растопыренными пальцами.
«Это враг, — напомнил себе Олег. — Он помогает врагам. А значит, его руки тоже в крови. В крови Марины».
И все равно, когда кончик лезвия царапнул пол, он отвернулся. И испытал малодушное облегчение от того, что цыганенок не кричал.
— Вот так, — сказал Михаил, поднимаясь с колен. — В правом ухе ты уже не поковыряешь. Продолжим наш вечер вопросов и ответов…
— Отрежешь палец — потеряешь два! Отрежешь ухо — оглохнешь! — как проклятие, повторил Жига. На его губах блестели пузыри кровавой слюны.
Когда Михаил повернулся к цыганенку спиной, Гарину стало видно, насколько подполковнику не по себе. Он подошел к столу, за которым сидел Олег, оперся о столешницу и негромко сказал:
— Ничего не выходит. Он действительно ни черта не боится.
— Все чего-то боятся, — шепотом возразил Гарин.
— Возможно. Но как узнать, чего именно боится этот конкретный звереныш? — Столяров опустил голову. — Эх, сюда бы ампулу парапроптизола…
— А у тебя нет?
— Нет. — Михаил в задумчивости посмотрел на Олега, затем взгляд его просветлел. — Зато у тебя есть!
— Ты имеешь в виду…