Мои воспоминания перебила полковница:
– Такая хорошая биография. Все дороги мира лежали у твоих ног, – она упорно мне тыкала, – а ты этим не воспользовался.
– Зато ты этим воспользовалась, судя по всему, сполна, – зло ввернул я.
Наигранная улыбка сорвалась с трамплина её губ:
– Ну, ну. На рожон лезешь. Бывалый, – намекнула она на мою судимость. – Ну что, Бывалый, колись – куда ты деньги спрятал? И где ты их украл?
Мне стало смешно. При таком количестве неопровержимых улик, я здесь надолго не задержусь. Ничего не знают, а уже допрашивают. Что у них есть? Рассказ Воробьёва-младшего? Ба! Он им, наверное, рассказал, что я дурачок. И меня легко можно расколоть. Поманив красотку пальцем, я предложил:
– Давай так. Пятьдесят миллионов тебе – пятьдесят мне. И разбегаемся каждый в свою сторону.
Она поддалась вперёд и понизив голос уточнила диспозицию:
– Пятьдесят чего?
– Баксов, конечно, – сказано это было очень громко.
Девушка оказалась не полной дурой – поняла, что я над ней насмехаюсь. Зло хлопнув папкой, она нажала кнопку. Появившийся конвоир тут же получил команду:
– Отведи в карцер этого юмориста. Потом вернёшься и подпишешь протокол, что он на меня напал.
Так начались мои мытарства. Не знаю, какими аргументами апеллировал судья, бесконечно продлевая срок моего задержания. Но, не имея вообще никаких доказательств по основной линии, меня обвиняли только в том, что я нападал на всех следователей и конвоиров. Ну, что тут поделаешь, раз я такой очумелый маньяк-ментоненавистник! Хорошо, хоть в СИЗО не принято подбрасывать наркотики, так как это своего рода выстрел в собственную ногу.
В КПЗ я просидел полгода. Это была непрерывная пытка. Никогда не думал, что в наше время пытки могут быть столь изощрёнными. Ко мне в камеру подсаживали специальных блатных, придурков и настоящих маньяков. Всё с одной целью, чтобы узнать, где я прячу свои бочки с деньгами. Я только улыбался и говорил, что это была шутка. Но с такими людьми, как Воробьёв-старший шутки были плохи. Меня кормили отвратной едой и не давали спать. Раз в два дня подпольного миллионера вызывали на допросы и угрожали сломать жизнь, отобрать квартиру и посадить мою мать в психушку. Но не для того я рисковал здоровьем, чтобы вырвав эти кровавые денежки из жадных рук Урри, тут же передать их в жадные руки Воробьёва-старшего. Пытки и угрозы не сломали меня. Мечта вернуть деньги пенсионерам помогла мне выжить в таких условиях. Не добившись от меня ничего, следователи исполнили свои угрозы – отправили дело в суд. Здесь мне, как рецидивисту, припаяли четыре года строго режима. За что? Не буду оригинален – ни за что! Такой максимальный срок мне вынесли по «страшным» преступлениям: оказание сопротивления органам власти, незаконное пересечение границы по поддельным документам, отмывание денег, нажитых преступным путём и уклонение от уплаты налогов. Последние два пункта были особенно смешными и не имели никаких вещественных доказательств, не считая пяти тысяч долларов, изъятых у меня в ходе обыска. На суде я утверждал, что меня Марка Гойхмана перепутали с Сергеем Федотовым. Вызванная в качестве свидетеля мать заявила, что я ей не сын. Но Серёга Воробьёв и несколько моих однокурсников подтвердили, что знают меня, как Федотова. В результате, суд не очень скорый и не очень справедливый, отправил в колонию зека Сергея Федотова, как значилось в приговоре.