Бен покачал головой.
— Никогда не пойму, зачем людям вообще заводить детей, если все, что они делают, — это обращаются с ними как с дерьмом. Какой в этом смысл?
— Они могут быть и часто бывают хорошими родителями, — возразила я. — Но они не видят настоящего Алана и полную картину нашего брака. Просто хотят, чтобы я была счастлива и…
— У них забавный способ показать это, — недовольно бросил Бен.
Он уставился на недоеденные вафли, и его лицо передернулось, а я почувствовала себя паршиво из-за того, что вообще жалуюсь на своих родителей после того, что Бену пришлось пережить.
— Бен, прости. Мне не стоило жаловаться тебе на своих родителей, не тогда, когда твои…
Я резко замолчала. Черт возьми, я не хотела, чтобы Бен знал, что мы обсуждали его с Айрис.
Бен внимательно посмотрел на меня.
— Не тогда, когда мои что, Оливия?
— Ничего, — смутилась я. — Неважно.
На его щеках проступили красные пятна, и он взорвался:
— Дай угадаю, в этом паршивом городке нашелся не один доброжелатель, готовый поделиться с тобой историей бедных Бена и Гриффина Моррисов и их поганого детства?!
— Прости, — быстро сказала я. — Это не мое дело.
— Не твое, — раздраженно согласился Бен — Мы же договорились, что ничего личного, помнишь?
— Да, — покладисто кивнула я. — Мне жаль, что я завела разговор об Алане. Я больше так не буду.
Бен нахмурился.
— Нет, я не это имел в виду. Я не расстроен, что ты…
— Все хорошо, — заверила я его. — С этого момента все будет легко и непринужденно. Я обещаю.
Лютер вернулся в столовую, неся миску с хлопьями и ложку. Он сел рядом с Беном, и моя надежда на то, что Лютер забыл о своей просьбе, улетучилась, когда сын снова спросил:
— Ты проведешь сегодня время с нами, Бен?
— Мне нужно еще поработать, приятель, — мягко сказал Бен.
Лицо Лютера вытянулось, но он кивнул.
— Да, хорошо.
Бен быстро взглянул на меня и добавил:
— Но я сделаю небольшой перерыв, когда придет Ноа, чтобы познакомиться с ним.
— Да?! — Лютер просиял. — Классно, потому что я уже сказал Ноа, что он сможет встретиться с тобой.
— Лютер, — настойчиво сказала я, когда Бен рассмеялся. — Ты не будешь больше давать подобных обещаний, договорились?
— Но, у меня все получилось, — довольно заявил Лютер, отправляя в рот огромную ложку хлопьев.
Бен засмеялся сильнее, и я тоже не смогла удержаться от смеха.
— О боже, Лютер.
Бен взглянул на меня, и я, все еще чувствуя себя неловко, тихо сказала:
— У меня остались вафли, если ты еще голоден?
— Я бы съел еще парочку, — согласился он, — если ты позавтракаешь со мной и Лютером.
Я приняла оливковую ветвь Бена с мягкой улыбкой.
— Мне бы этого хотелось.
Бен
Я вышел из своей комнаты, вращая головой из стороны в сторону, пока моя шея не хрустнула как следует. Было чуть больше трех, и, если не считать короткой передышки около одиннадцати, чтобы встретиться с другом Лютера Ноа, я писал весь день.
Меня захлестнула волна головокружения. Если я смогу продолжать в том же темпе, то закончу книгу за пару недель и уложусь в сроки, которые требовал Алекс. Я коротко написал Алексу, что снова пишу, и облегчение Алекса было заметно даже по ответному сообщению.
Пока шел по коридору к лестнице, уговаривал себя придерживаться плана и отправиться в ресторан, чтобы перекусить там, но ноги принесли меня на третий этаж. Из гостевой комнаты в конце коридора послышался тихий голос Оливии, и я ускорил шаг, с нетерпением предвкушая встречу с ней.
Я заглянул в комнату. Лютер стояла рядом с Оливией, держа в руке кусок молдинга в виде короны.
— Мама, я могу забраться к тебе на плечи.
Оливия рассмеялась.
— Или ты можешь пойти во вторую спальню и взять стремянку, как я просила.
— Ладно, но я смогу поработать пневмостеплером?
— Нет, конечно, не сможешь, малыш. Это не игрушка, — объяснила Оливия. — Но ты можешь придерживать стремянку, пока я буду устанавливать потолочный молдинг.
— Но ты же говорила, что у тебя болят руки, и тебе больно их поднимать. Так что будет лучше, если я прикреплю молдинг, — возразил Лютер.
Оливия наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Дорогой, мои руки и правда болят, но ты спятил как та кукушка от какао, если думаешь, что я позволю тебе использовать этот степлер.
— Я даже не понимаю, что это значит, — проворчал Лютер.
— Это персонаж из очень давнишней рекламы хлопьев, — объяснил я. — Только старики ее помнят.
— Эй, приятель, не говори, что мои шутки устарели. — Оливия повернулась ко мне и насмешливо нахмурилась, заставив меня ухмыльнуться.