— Я не хотел тебя раздавить. Ты в порядке?
Я показала ему большой палец вверх, и он придвинулся ближе, обнимая меня за талию.
— Если бы я сломал тебе ребра, ты бы мне сказала, да?
— Не такой уж и жесткий был секс, — ответила я, заставив его рассмеяться.
Я поцеловала его грудь.
— Бен, я и моя точка джи благодарим тебя за лучший оргазм в нашей жизни.
— Я должен благодарить тебя. Я еще никогда так сильно не кончал.
— Давай, дружище, — предложила я и подняла кулак.
Он ударил по нему, и я положила голову ему на грудь.
— Боже, как я устала.
— Хм, — протянул он, прежде чем зевнуть. — Я тоже.
Не поддавшись порыву заснуть в объятиях Бена, я села. Он тоже поднялся, сонно моргая на меня.
— Что случилось?
— Я не могу остаться на ночь в твоей комнате, — объяснила я. — Шансы на то, что Лютер проснется и будет нуждаться во мне, невелики, но если так случится, а меня не будет рядом, он может испугаться. Прости.
— Не извиняйся, — отозвался он. — Лютер на первом месте. Всегда.
Если бы я не стремилась к тому, чтобы наши отношения с Беном носили непринужденный характер, возможно, его слова заставили бы меня разрыдаться от любви.
— Спасибо. — Я прижалась поцелуем к его груди, прежде чем соскользнуть с кровати и направиться в ванную. Спустя несколько минут с удивлением моргнула, когда вышла, а Бен уже был одет.
Я схватила свою одежду и начала одеваться.
— Ты куда-то уходишь?
— Я пойду с тобой, — заявил Бен.
Я не смогла сдержать счастливую улыбку.
— Правда?
— Да, — подтвердил он, а затем, слегка усмехнувшись, повторил мои слова, сказанные прошлой ночью. — Не потому, что тебе нужен парень, а потому, что ты, возможно, захочешь еще раз попробовать мой волшебный член посреди ночи.
Я рассмеялась.
— Так заботливо с твоей стороны.
— Я знаю, — улыбнулся Бен, заставив меня снова рассмеяться.
Он взял мою руку и поцеловал костяшки пальцев.
— Ты готова красться мимо других гостевых спален, как пара подростков?
— Готова, — решительно ответила я.
Все еще держась за руки, мы направились к двери. Я смотрела на Бена, и мое сердце билось быстрее, чем следовало, а мозг кричал, чтобы я заканчивала с этим, пока моя привязанность к нему не переросла в любовь.
Чертовски жаль, что предупреждение прозвучало слишком поздно.
Глава 17
Бен
Я резко сел, кожа покрылась испариной, а сердце отбойным молотком билось о ребра. Испуганный и дезориентированный после ночного кошмара, уверенный, что снова оказался в своей детской комнате, я с ужасом вскрикнул, увидев в дверях тень, и попытался вскочить с кровати. Ноги запутались в простынях, и я с тяжелым стуком рухнул на пол, ударившись локтем о твердую древесину и едва не приложившись головой о тумбочку.
— Бен! — Оливия мгновенно вскочила с кровати и оказалась рядом со мной. — Милый, ты в порядке?
Я попытался оттолкнуть ее за себя, стараясь защитить от отца, но преуспел только в том, что повалил Оливию на задницу.
— Оливия, держись от него подальше! Спрячься за меня!
Она обхватила меня руками, крепко прижимая к себе и укачивая, пока я таращился на дверной проем.
— Ш-ш-ш, милый, с тобой все в порядке. Это просто кошмар.
Оливия дотянулась до лампы и включила ее, прогоняя темноту и неясную фигуру в дверном проеме.
— Просто сон, милый.
Я прижался к ней, мои легкие работали на износ в поисках воздуха.
— Прости меня.
— Не нужно.
— Лютер мог проснуться. Я пойду, пока он не появился. — Несмотря на свои слова, я не сдвинулся с места. Покинуть утешительные объятия Оливии не представлялось возможным.
— Ты не разбудил его, — успокоила меня Оливия. — Давай, ложись обратно в постель.
На дрожащих ногах я поднялся и забрался в кровать. Как маленький ребенок, я прижался к Оливии, надеясь, что ее прикосновения развеют страх, оставшийся после ночного кошмара.
— Расскажешь мне о своем кошмаре? — Оливия погладила меня по волосам и поцеловала в лоб.
Я не говорил о родителях ни с кем, кроме Гриффина и психотерапевта. Никогда. И даже тогда я все равно не признался Гриффину в своих кошмарах. У него и без того хватало страхов, и рассказ о моих кошмарах никак бы ему не помог.
Я уставился на Оливию. Она пригладила мои волосы и улыбнулась.
— Только если ты этого хочешь, Бен.
— Мои родители обращались с нами жестоко. — Голос хрипел, и я говорил странным, заторможенным тоном, совсем не похожим на мой обычный голос. — И со мной, и с Гриффином. Они были пьяницами, которые получали удовольствие от того, что причиняли нам боль. Неважно, физически или эмоционально — им было плевать, лишь бы мы с Гриффином боялись и плакали.