В общем, не надеясь на местных эскулапов, я сама долгое время изучала все медицинский справочники, которые только попадались мне в руки (от покойной матушки осталось множество, она была районным терапевтом, и это еще одна причина, по которой от меня скрывалась информация о целительстве). Я искала симптоматику, чтобы поставить диагноз и понять, как лечить. Но и здесь логика не отказала мне. Не могут быть девяносто процентов населения огромной страны душевнобольными и умственно отсталыми. Просто не могут, и точка.
В общем, когда официальная медицина мне не помогла, я вновь обратилась к эзотерике – наверно, этот путь проходит каждый человек, получив какой-нибудь страшный диагноз, сопряженный со словами «неоперабельно», «неизлечимо», «нет сертифицированных лекарств» и «медицина бессильна». Только в моем случае разговор шел о болезни разума, а то и души, но не физического тела. Это было для меня внове. Лечить пупочную грыжу и заговаривать насморк – это одно, делать отчитку бесноватых – совсем иное.
В очередной раз я пришла домой и услышала с порога, как надрывается выпуск новостей в одной из комнат. Я молча зашла и положила на прикроватную тумбу томик Рэя Брэдбери. Возможно, любовь Федора Ивановича почитать перед сном спасет нас обоих. Пока человек читает, все еще не так плохо, убеждала я себя. По моей теории, бесы от чтения классики сами выпрыгивают из людей, не выдержав того, что шестеренки резко заработали и у логического полушария открылось второе дыхание.
– Что это? – пришел ко мне в комнату супруг по завершении новостной программы с книгой в руках.
– Когда-то была очень известная книга. Почитай. Это антиутопия. История повествует о супругах. Жена постоянно смотрит «Стены» и не уделяет мужу никакого внимания.
– Стены? Она в психушке?
– Нет. Я читала на английском, там это было TV-Walls, как перевели я уже и не помню. На русском я читала в детстве. Наверно, так же. В общем, телевизор, встроенный в стену. Она требовала от мужа покупать все больше этих «стен» и постоянно пребывала в этом мире тупых развлекательных передач.
– Это что-то вроде семейной терапии? – Федор ничего не понял. Но я кивнула.
– Да, знакомая посоветовала. Психолог. Она как раз ведет прием у пар. Это очень хорошая книга! И интересная! Потом обсудим.
Слава Высшим Силам, если они есть, конечно, в общем, мне удалось заинтересовать супруга книгой «451 градус по Фаренгейту». Наверно, по той причине, что он верил в семейных психологов и сам понимал, что последнее время в наших отношениях появилась трещина. Все аллюзии он сразу понял, из чего я заключила, что мозг еще не до конца поражен. Я уже понимала, что в стране творится чертовщина. Но рано было давать ему «Мастера и Маргариту». Неподготовленное атеистическое сознание тут же закроется от эдакой информации.
Затем я стала проводить наглядные лекции, к каждой готовила презентацию. Я чувствовала себя преподавателем вуза или выступающим на научной конференции.
– Видишь этот выпуск новостей? Это прямой эфир, который состоялся несколько лет назад в другом часовом поясе. Видишь, программа длится сорок минут?
– Ну да.
– А вот этот кусок дошел до столицы. В ней всего десять минут. Куда делись остальные полчаса?
– Ну… реклама какая-нибудь.
– Реклама на тридцать минут? – приподняла я бровь. – Окей, давно я ваш этот телевизор долбаный не смотрела, все, конечно, может быть. Но почему в другом регионе не показывали рекламу?
– Ну… в столице дороже реклама. Выгодно.
– Это неправильный ответ. – И показала передачу в двух хронометражах. В полном и усеченном. Что и говорить, вырезаны были куски с упоминанием Наталина.
Не так давно на Наталина напали отморозки и изуродовали ему внешность. Палин отмылся, как всегда, дескать, он ни при чем. Кого-то даже оштрафовали, кому-то вкатили пятнадцать суток, а кому-то даже перепал условный срок. Только лицо Наталину это уже не вернет. Что поражало сильнее всего в этой истории – радость. Искренняя щенячья радость мерзких упырей, протирающих портки перед теликом, о том, что кому-то было больно, плохо и что он до конца своих дней останется уродом! Супруг, к сожалению, был одним из тех, кто веселился. И я разговаривала с ним как с ребенком, посадив его напротив на удобный стульчик.