Раньше все это навязчивое барахло приходило только на телефон и решалось удалением приложения. Теперь же, после того как я всунул беспроводные наушники в глубь ушных раковин, а в руки взял маленькую коробочку, спрятаться от осады было негде. Надеюсь, грядущее повышение по службе стоит того.
Две недели! Мне придется терпеть этот сумасводящий хаос, этот безумный информационный поток целых четырнадцать дней! Прошло пять минут, пока я шел к остановке, и у меня уже приключился нервный тик!
В трамвае напротив меня села приятная девушка. Видно, что ненашенская: длинные розовые волосы с отдельными бирюзовыми прядями опускаются ниже талии, гофрированная юбка едва прикрывает пятую точку, хорошо, что на ней колготки – кстати, розовые. У нас так не одеваются. Палитровцы частенько к нам наведываются на экскурсии, для них это такой экстрим. Как раньше богатые ездили в страны третьего мира, устав от Сейшел, Мальдив и Багам.
Она улыбнулась мне, и я отметил, что у нее красивые черты лица. Жаль, что вся эта палитровская мишура все портит: пирсинг, странный цвет волос и губ, татуировки иногда даже на лице. У нас только у определенной категории людей (в основном, мужчин) можно увидеть татуировки. Это будут обязательно синие чернила и, скорее всего, какие-то слова. А у них даже девочки-школьницы уродуют себя пестрыми разноцветными наколками.
– Четырнадцать, – вдруг сказала незнакомка, ласково мне улыбаясь.
– Простите?
– Четырнадцать дней.
Я посмотрел на маленькую коробочку в своей руке. Может, где-то светится надпись, что у меня пробный период?
– Четырнадцать дней – и ты наш. – Сказав это, она грациозно поднялась и вышла из трамвая.
А я остался сидеть в недоумении. Потом покачал головой. Ох уж эти коробочки! Она, скорее всего, с кем-то общалась по беспроводной связи. И улыбалась не мне, а собеседнику. Ведь картинка, как я уже говорил, видна только тебе. Я просто не привык к этому. Я все еще вздрагиваю, когда на улице кто-то говорит, глядя прямо перед собой, успеваю подумать, что это псих, а потом только замечаю маленький наушник с микрофоном и смартфон в кармане. Не люблю я все эти технологии… Наверно, поэтому меня отталкивает Палитра и ее жители. Если бы Палитра была попроще… Впрочем, из «попроще» есть Быловременье, где я, слава богу, и живу.
До редакции я дошел пешком, все еще сильны были впечатления от поездки на троллейбусе. Водитель был явно обдолбанный или пьяный, но как скоро это заметят? Если он умудрится никого не сбить, то может так ездить до конца смены, а снова нарваться на него я не хочу. Да, пассажиры (нормальные в смысле, не те, с кем мне повезло покататься) должны все равно заметить, что что-то не так, но для Быловременья датый водила в принципе норма, особенно по праздникам, просто сегодня обычный будний день, и это меня смутило. Может, есть какой-то профессиональный праздник, о котором я не знаю? Это все объяснит.
Успокоив себя (не люблю необычные, странные, нестандартные ситуации, хоть и являюсь журналистом), я вошел в здание.
В приемной сидела лишь секретарша, дверь в кабинет главного редактора была приоткрыта.
– Его нет? – показал я на дверь, не переступая порога приемной: Степаныч не любит открытые двери, он натуральный агорафоб, так что, скорее всего, моя догадка верна.
Секретарша Люся, которая мне всегда нравилась, вдруг уставилась на меня томным взором и стала играть длинными рыжеватыми волосами.
– Люсь? – я все-таки зашел в приемную. – Я говорю, Степаныча нет?
Так как она все еще молчала, разглядывая меня, я решил получить ответ на свой вопрос самостоятельно. Открыв дверь пошире, убедился: шефа нет.
– Миша… – прошептала рыжеволосая нимфа и подалась чуть-чуть вперед, ставя локти на столешницу.
– Да-да?.. – Я уверенно приблизился к ее столу. Ну наконец-то! Раньше она игнорировала мои заигрывания, но, видимо, по той причине, что шеф был рядом. Люся появилась в редакции недавно и не припомню, чтобы мы с ней в приемной оставались наедине и чтобы еще и Степаныча не было за стеной. Не скажу, что я ловелас, я всегда чувствую себя с девушками немного скованно, но мама постоянно повторяет мне, что я статный красавец и только дура от меня откажется, и, наверно, ее слова потихоньку начали до меня доходить. – Внимательно тебя слушаю, Люсенька.