Эван мне как брат. Меня до безумия раздражает, когда девушки пытаются подружиться со мной только затем, чтобы подобраться к нему поближе, а еще больше бесит, когда они открыто признаются в том, чем хотят заниматься с ним за закрытыми дверьми.
Эван медленно опускает учебники и вкладывает их обратно мне в руки.
— У тебя темные круги под глазами, ты засыпаешь на химии, а твои джинсы свободнее, чем обычно.
Смущение захлестывает меня, и будь на его месте кто-то другой, я бы легко прикинулась, будто все в порядке. Но Эван знает меня слишком хорошо.
— Рен, что происходит?
Я отвожу взгляд и наблюдаю, как мои сверстники заходят в столовую.
— Все по-старому, — признаюсь, затем пожимаю плечами. — Все порядке, Эвандер. До августа осталось совсем немного. Я живу в этой адской дыре с самого рождения.
Эван понижает голос, наклоняя ко мне голову.
— Но ты не должна так жить. Просто переезжай к нам. Мама места себе не находит от беспокойства.
Чтобы отец заявился к вам как гребаный псих? Нет, спасибо.
— Я загляну попозже, поздороваюсь.
Эван, стиснув зубы, начинает пятиться в сторону столовой:
— Ну тогда хоть замажь синяки под глазами, девочка. Или мама закроет тебя в твоей комнате и не выпустит.
В твоей комнате.
В груди что-то сжимается, но я игнорирую это чувство. В такой жизни, как у меня, нет места для вины или душевной боли.
Эван бросает ключи через весь коридор. Я ловлю их и посылаю ему благодарную улыбку, прежде чем повернуться и выйти за дверь.
Он всегда чувствует, когда я на грани. Когда-то я спала в его машине во время обеда, но это казалось пройденным этапом — пока я не вернулась к отцу.
Но едва я ступаю на школьную парковку, как все тело цепенеет. В стороне стоит полицейская машина, а рядом — здоровенная немецкая овчарка, явно натренированная на поиск наркотиков. Она обнюхивает припаркованные машины, будто готова разорвать кого-то на куски.
О, черт.
Я переключаю внимание на машину Эвана — ту самую, в которой лежит моя сумка. В ней спрятан тайный сверток от отца, который он вымолил меня взять и передать клиенту. «Только в этот раз, Тыковка».
Даже не заглядывая внутрь, я знала, что там наркотики.
Отец продолжает притворяться, что я все та же семилетняя девочка, которую он однажды оставил на автобусной остановке, чтобы пойти накуриться. Тогда я забралась в огромный, темный, душный автобус и каталась в нем до рассвета — пока не появились органы опеки и не отправили меня в приемную семью.
Но мне семнадцать, почти восемнадцать. Я знаю, что такое наркотики, и знаю, что закон делает с теми, кто их хранит.
Я жду, пока директор Хоуи и трое бездельничающих полицейских отвернутся, затем пригибаюсь под кустами и ползу к третьему ряду машин. Сердце бешено стучит, ударяясь о ребра, а ветки безжалостно царапают спину.
С каждым сантиметром, что я проползаю по земле, сердце колотится все сильнее. Если служебная собака унюхает сверток в моей сумке, неприятности будут не только у меня — Эвандера выдернут с уроков, а его родителей вызовут в школу.
Они — последние люди на этой планете, которых я хочу разочаровать. Хотя они знают, что моя жизнь непростая, и знают, что я не употребляю, они расстроятся, что я не пришла к ним сразу, как только отец втянул меня в свое дерьмо.
Мои пальцы скользят под пассажирскую дверь машины Эвана, пока я продолжаю стоять на коленях на асфальте парковки. Судя по резкой боли, острый камень уже врезался мне в колено. Я остаюсь на корточках и на ощупь ищу сумку, пока тонкий ремешок, наконец, не задевает палец. Я быстро вытаскиваю ее из-под двери и достаю маленький сверток, который помещается в центре моей ладони.
Он завернут в темную ткань, но я знаю, что если приподниму ткань, то обнаружу мелкие кристаллы в прозрачном пакете.
Ненавижу свою жизнь.
Фраза «в ловушке» даже близко не передает того, что я чувствую, стоя на коленях на школьной парковке с пакетом наркотиков в руке, пока полицейские с собаками медленно обходят машины.
Что мне делать?
Я окидываю взглядом поросший травой холм за парковкой, размышляя, не выбросить ли пакет туда, но, повернувшись и увидев, как рычащая собака подбирается все ближе, понимаю, что это не лучший вариант.
И тут мои глаза цепляются за большой, черный, совершенно новый Форд, припаркованный всего в трех местах от машины Эвана.
Машина Стоуна.
Я точно знаю, что Форд его, потому что он часто стоит у дома Эвана, не говоря уже о том, это одна из самых красивых машин на школьной парковке. Богатый папочка не поскупился на лучшее для своего сына.
Я ахаю.
Богатый папочка.
Отец Стоуна — большая шишка в городе, и если кто-то способен повлиять на исход судебного решения, так это он.
Стоун отделается легким наказанием.
А вот мне, с моей фамилией, какой бы умной я ни была и какими бы отличными не были мои оценки, придется расстаться со стипендией и получить некомпетентного адвоката, безразличного к моей судьбе.
Я также не собираюсь подставлять под удар Эвана.
Гравий под коленями теперь впивается в спину. Я проскальзываю под машину Эвана и продолжаю ползти, пока не оказываюсь под грузовиком Стоуна. Я проглатываю чувство вины, которое, несомненно, накроет меня позже этим вечером, и прячу маленький пакет в самой узкой щели, хотя знаю, что собаки все равно его найдут.
За это и отец, и Стоун нарисуют на мне большую красную мишень.
Я не передам пакет тому наркоману, с которым имеет дело мой отец, а Стоун, без сомнений, поймет, у кого хватило наглости подложить наркотики в его грузовик, когда полиция была так близко.
Но в действительности это не имеет ничего общего с наглостью. Все сводится к простому выживанию.
2.СТОУН
Обеденный перерыв в Уэст-Ридж Хай — это всегда хаос. Администрация пытается его контролировать, будто вообще понимает, что такое контроль. В столовой стоит почти успокаивающий гул. Гомон сотен, если не тысяч учеников, втиснутых в огромное пространство.
Мы находимся в самом эпицентре всего этого. Я, Эван и остальные старшеклассники из хоккейной команды. Мы безраздельно правим в школе, и все об этом знают. Остальные ученики смотрят на нас, как на королевских особ — и все лишь потому, что мы хорошо играем в хоккей.