Полагаю, в работе адвоката есть свои преимущества.
Секретарь просовывает голову в дверь.
— Он уже едет.
Я смотрю на директора, как только дверь снова закрывается, оставляя нас вчетвером в ее кабинете. Хотя обычно я чувствую себя здесь комфортно — у меня никогда не было серьезных проблем, — сейчас по моей спине скатывается капля пота.
— Так в чем дело? — мое внимание переключается на двух офицеров, которые стоят вокруг меня.
Директор садится и складывает руки перед собой на столе.
— Мы провели обыск на территории и нашли незаконное вещество на твоей машине.
На, не внутри.
Я сжимаю губы. Сейчас не время говорить и навлекать на себя еще большие неприятности. Я хочу спросить, что они нашли и где. Я хочу спросить, кому, блядь, пришло в голову подбросить наркотики мне на машину.
Но я этого не делаю, потому что, во всяком случае, отец хорошо меня обучил.
Сидеть, молчать и ждать его.
Я просто никогда не думал, что мне придется воспользоваться его советом.
Пятнадцать мучительных минут спустя дверь открывается, и в кабинет врывается мой отец. Он явно был на работе. Серый костюм идеально сидит на нем, галстук завязан безупречно. Раньше у нас были одинаковые светло-каштановые волосы, но он начал красить их в более темный цвет, чтобы скрыть седину на висках.
Его проницательный взгляд сначала останавливается на мне, а затем окидывает остальную часть комнаты.
— Директор Хоуи. Ваш секретарь была не слишком откровенна по телефону.
— Мы нашли метамфетамин в грузовике Вашего сына, — говорит один из полицейских. — Достаточно, чтобы квалифицировать это как уголовное преступление.
Отец поворачивается к нему.
— Прошу прощения?
Директор прочищает горло.
— Эм, офицеры, вы знакомы с Дэниелом Фостером?
Один из офицеров бледнеет, и это было бы чертовски забавно, если бы мое сердце не остановилось при упоминании метамфетамина.
Это серьезно.
— Простите, сэр, но мы должны отвезти Вашего сына в участок.
Пиздец.
У папы дергается челюсть. Но, похоже, он не может — или не хочет — остановить это, потому что отступает назад и позволяет им поднять меня. Я качаю головой, пытаясь донести до него, что наркотики не мои. Что он должен найти способ вытащить меня. В конце концов, он защищал преступников похуже меня — и, конечно, более известных. И все они выходили сухими из воды, с незапятнанной репутацией.
Никто не обращается ко мне. Один из офицеров пытается заговорить по дороге, в машине, но второй его останавливает.
Мет. На моем грузовике, не внутри.
Том самом, что мачеха купила мне на деньги отца — то ли в качестве взятки, то ли из чувства вины, я так и не понял. Я просто начал его водить.
Кто, черт возьми, мог подбросить наркотики на мой грузовик?
Понимание приходит только спустя шесть часов, когда отец выводит меня из полицейского участка. Все тело ломит от долгого сидения на металлическом стуле, горло пересохло. Кто мог знать, что будет обыск? Кто ушел из школы прямо перед обедом?
На ум приходит только один человек.
Та, кто связана с миром наркоторговцев. Та, кто живет с одним из них.
Рен Дэвис.
— Безрассудный.
Я резко выпрямляюсь.
Отец презрительно усмехается.
— Ты безрассудный. И глупый. Торгуешь наркотиками на территории школы? Ты хочешь спустить свою жизнь в унитаз?
— Нет, сэр.
— Они хотели предъявить обвинение в уголовном преступлении. Единственное, что тебя спасло — это наша фамилия. Моя фамилия. И снисходительность прокурора, который, к счастью, оказался мне должен. — Его голос холоден как лед. Он мельком смотрит на меня, затем снова переводит взгляд на дорогу. — Это плохо отразится на нас обоих, что бы ты ни делал.
Я выдыхаю.
— Я знаю.
— Это уже переходит все границы, Стоун. Если тебе нужны были деньги, ты мог просто обратиться ко мне…
Я стискиваю зубы.
— Они мне не нужны.
— А если это твой извращённый способ восстать против мачехи… — Он морщится. — Придется смириться с ее присутствием.
Я качаю головой и смотрю в окно. Отец думает, что я виновен. Он приложил все усилия, чтобы вытащить меня, но он все равно считает, что наркотики принадлежат мне. Может, потому что он привык защищать виновных, и его совесть давно перестали волновать такие вещи. Или работа лишила его веры в невиновность людей.
Он сворачивает на школьную парковку. Уже стемнело, и осталось лишь несколько машин. Вероятно, ночных уборщиков и мой грузовик. Он стоит в стороне.
Я хватаю рюкзак и вылезаю из папиной машины.
— Езжай сразу домой.
Я ворчу в знак согласия и хлопаю дверью. Как только оказываюсь в своей машине, я набираю номер Рен.
Она отвечает после второго гудка.
— Стоун? Я слышала, что случилось…
— Прекрати нести чушь, Палка, — рычу. Я крепко сжимаю телефон, другой рукой вцепившись в руль так, будто он может удержать меня от поездки к ее отцу и желания придушить ее. — Я знаю, что ты сделала.
Ее дыхание сбивается. На самом деле, это все подтверждение, которое мне нужно.
— Ты для меня мертва, — заявляю я. — Если увидишь меня в коридоре, лучше иди в другую сторону, мать твою. Если я хотя бы услышу твой голос или замечу, что ты смотришь на меня, я скажу отцу, что наркотики были твоими. И тогда мы посмотрим, кто выйдет из этой истории сухим.
— Стоун...
— Сделай мне одолжение, Палка, и отъебись. — Я нажимаю кнопку отбоя и бросаю телефон на пассажирское сиденье.
До окончания школы осталось всего несколько месяцев. Мне нужно только молиться, чтобы об этом не узнали в НХЛ, иначе все мое будущее пойдет под откос. А если это случится, мне некого будет винить, кроме Рен Дэвис.
3.РЕН
НАСТОЯЩЕЕ
Две коробки и потрепанный рюкзак.
Вот и всё, что у меня есть, когда я стою у дома моего приемного брата с почти зажившим сердцем — потому что, будем честны, такой, как Брэд, не способен разбить сердце, максимум оставить царапину на стенах, которые я выстроила за эти годы.
Я делаю шаг вперед, но тут же отскакиваю на три назад, когда мимо проносится пожилой мужчина на велосипеде, пробормотав что-то о том, что студенты испортили ему день. Я закатываю глаза и поправляю картонные коробки. Ну и зачем тогда кататься так близко к Шэдоу Вэлли, если тебе не нравятся студенты?