Но, как только ступаю на кафельный пол, я замираю и почти отступаю.
Вот он — высокий, широкоплечий, — развалился у стола, будто здесь хозяин. Я не издаю ни звука — навык, отточенный за те годы, когда я кралась по домам приемных семей, пока временные опекуны спали, чтобы поискать мелочь в диванных щелях или остатки еды, обычно уже испорченные, в дальних углах холодильника.
— Проголодалась, Палка?
Я молчу, потому что не доверяю ему. Наверняка он отравил еду.
— На заднем дворе есть отличное место. — Стоун оглядывается через плечо, и его губы растягиваются в дьявольской ухмылке. — С идеальным солнечным светом. Буду поливать тебя через день, к тому же я купил мешок земли после тренировки. — Он разворачивается и прислоняется к раковине, держа в руках красно-белый контейнер с надписью «Вкус Таиланда». — Я подумал, если мы закопаем эти твои палки, они вырастут в дерево, и тебе будет где жить.
Я ненавижу его.
Ненавижу то, что позволяю ему издеваться над собой.
И ненавижу то, что понимаю, почему он это делает.
— Умно, — говорю я, проходя дальше на кухню. Нервы толкают меня вперед, но я отказываюсь показывать ему хоть каплю вины или слабости. Я найду способ прийти с ним к соглашению, главным образом потому, что у меня нет выбора — я не могу позволить себе уйти.
— Я тоже так думаю, — отвечает он.
Я замечаю быструю ухмылку на его губах, и в голове тут же звенит тревожный звоночек.
— Держи.
Он протягивает мне контейнер с тайской едой, и я осторожно тянусь, чтобы положить на него руку. Наши пальцы соприкасаются, и тепло моментально поднимается вверх и распространяется в груди, обжигая меня изнутри.
— Вы отравил ее?
Стоун продолжает сжимать мои пальцы своими.
— Нет, я предпочитаю смотреть, как ты медленно мучаешься. Это приносит больше удовольствия.
Мгновение спустя его рука исчезает, и только тогда я понимаю, что контейнер подозрительно легкий. Я заглядываю внутрь и вижу, что он абсолютно пуст.
— Приятного ужина, Палка.
Его злобный смех больше похож на угрозу, и я внезапно задаюсь вопросом, что хуже: ночевать в комнате с человеком, который меня ненавидит, или спать на заднем сиденье моей старой, почти не работающей «Хонды».
6.СТОУН
Я выхожу из кухни, не дожидаясь реакции Рен. Услышав, как парни приветствуют ее дома, я поспешил переложить остатки еды в другой контейнер, который теперь спрятан в самом дальнем углу холодильника.
Слабое чувство вины на мгновение накрывает меня, но я отмахиваюсь от него. Если бы не она, у меня были бы лучшие отношения с отцом. Мне не пришлось бы практически умолять его позволить мне продолжить карьеру в НХЛ. И не пришлось бы извиняться перед главным тренером «Нью-Йоркских Стражей» прямо накануне подписания контракта, выдумывая правдоподобное оправдание.
Самый унизительный момент в жизни, и я всерьез думал, что все мои планы на будущее пойдут прахом. Что все те поздние тренировки, когда я отрабатывал броски, все забеги и упражнения — впустую.
Я не верю, что она снова не нанесет мне удар в спину.
Я закрываюсь в комнате и на мгновение прислоняюсь к двери, обдумывая план.
Находиться рядом с Рен Дэвис чертовски опасно. Ее большие карие глаза будто прожигают меня насквозь, и порой — хотя нет, почти всегда — ей не нравится то, что она во мне видит. Это очевидно по ненависти на ее лице.
Это к лучшему. Я ее тоже терпеть не могу.
Каждая секунда, проведенная с ней в этом доме, ставит под угрозу меня и моих товарищей по команде.
Что мешает ей принести сюда еще больше наркотиков? Кто знает, во что она влезла с тех пор, как я видел её в последний раз. Торговля наркотиками была бы не самым шокирующим вариантом, особенно зная ее родословную.
Чем скорее она уедет, тем лучше.
Есть только одна проблема, и его зовут Эван, мать его, Митчелл. Мой лучший друг любит ее как сестру. Вероломную сестру-змею, но все же. А это значит, что я не могу просто выгнать ее, как хочу. Придется вести себя прилично.
Вроде того.
Я отталкиваюсь от двери. Ее вещи повсюду. Это сущий кошмар. В шкафу я замечаю пластиковый контейнер. На нем полоска скотча с чужой фамилией — наверняка остался от кого-то из старых жильцов.
Сгодится.
Я сгребаю всю ее косметику и одежду в контейнер. Немного удручает, насколько легко туда помещаются все ее вещи из шкафа и ящиков. Мои сумки все еще стоят у стены, ждут...
Чего, хрен его знает.
Наверное, того момента, когда я, наконец, соберусь с духом.
Я резко защелкиваю крышку контейнера и задвигаю его под кровать. Затем срываю с кровати её одеяла и простыни, чтобы застелить своими, привезенными из дома. Из-под них выпадает что-то ярко-розовое. Мои глаза расширяются.
Я подцепляю находку двумя пальцами, и пристально смотрю на нее.
Это секс-игрушка.
Мысль о том, как она ласкает себя на этой кровати, странно эротична. И вот я уже представляю своего злейшего врага голой, с раздвинутыми ногами, а игрушка...
Угомонись, Фостер.
Я перестилаю постель и прячу вибратор под подушку — для будущих унижений. Затем распаковываю вещи. Я занимаю каждый ящик и вешалку.
Глубоко вдыхая, я оглядываюсь вокруг и ухмыляюсь.
От Рен не осталось и следа — если не считать контейнер под кроватью и вибратор под подушкой.
Надеюсь, она помыла эту штуку после использования.
Я растягиваюсь на кровати с книгой в одной руке, наушниками в ушах и другой рукой, вытянутой над головой. А затем жду.
Наконец, дверь приоткрывается, и Рен тихо проскальзывает внутрь. Проходит минута, прежде чем она закрывает дверь и оборачивается — ее плечи напряжены, будто она готова защищаться. Я перевожу взгляд с книги на нее, а затем обратно.
Она открывает рот от шока.
— Какого хрена, Стоун?
Я не отвечаю.
Я слышу ее — моя музыка даже не играет, — но она об этом не знает. Может, стоит и правда включить ее, чтобы заглушить Рен? Но отчасти мне любопытно. У меня никогда не было никого, кого хотелось бы так вывести из себя. До нее никто не раздражал меня настолько, чтобы я захотел его уничтожить.