Начальник «максуса»
Первый день осени. Обычный рабочий день. Еремей с переводчиком Давлатом, двадцатилетним советским таджиком, подъехали к максусу, на крыльце стояло несколько оперативников и среди них незнакомый сухощавый, черноволосый афганец, среднего роста, лет тридцати, одетый в европейский костюм, с галстуком. И все на нем, начиная с причесанных волос, подстриженных усов и хорошо сидящего костюма выглядело строго и аккуратно:
– Начальник спецотдела Мохаммед Усман, – представился он на русском языке. Его неторопливые движения, жесты и спокойное, приятное лицо создавало ощущение его внутренней силы. Мушавер знал о смене руководства отдела, так как это было по его просьбе, но с новым начальником еще не был знаком. Первое впечатление, как мы говорили, самое верное, а оно было положительное. Затем прошли в кабинет нового начальника, где сорбоз (солдат) охраны уже приготовил чай:
– Расскажи о себе, Усман – попросил Еремей, и тот поведал о своей не очень счастливой жизни:
– Воспитывался в многодетной семье, где было три мамы. Закончил двенадцать классов школы ( среднее образование). После недолгого обучения в СССР работал начальником уголовного розыска в Газни. Здесь постоянно участвовал в операциях, мушавер и сам знает об этой душманской провинции, был ранен в голову – три пули в затылок. Оперировали в Кабуле – выжил и вот, направлен сюда.
Ваханов с уважением посмотрел на человека, выжившего фактически после смертельного ранения:
– Для верного убийства обычно делают контрольный выстрел голову, а ты получил целых три, как тебе удалось выжить?
-Не знаю, врачи, наверно, хорошие попались, и Аллах помог, – с неохотой вспоминая прошлое, ответил начальник отдела.
Мушавер остался доволен новым руководителем и потом ни разу не пожалел о замене. Они часто беседовали без переводчика, насколько позволял словарный запас Усмана.
По истечении нескольких дней, когда начальник максуса немного освоился в новой должности, Еремей, знающий оперативную работу в местах лишения свободы, предложил:
– Давай посетим тюрьму Самангана, поговорим с заключенными, которые недавно еще были в бандах, и возможно извлечем какую-то пользу.
– Согласен, – кивнул головой Усман.
На следующее утро они на территории тюрьмы. Она в корне отличается от лагманской и похожа на настоящую. Здесь все заключенные в тюрьму, находятся в тюрьме. Пропитание себе не ищут – государство кормит.
– По этой причине, – говорит начальник тюрьмы, – ни один не пытается бежать. Двое сидят уже по пять лет. Ваханов посещает вторую тюрьму афганскую и второй раз слышит, что заключенные не намерены совершать побеги. Чем же они так привязаны к тюрьме? Кормежкой и кровом? Разве их не манит свобода, или воля, как говорят у нас осужденные? По логике получается, что питание в нищей, безработной стране, главное и определяющее, как у животных. И эта нужда, вероятно, заставляет идти в банды или служить народной власти. Многие после освобождения из тюрьмы идут служить в полицию, там полно бывших душманов. Наши места лишения свободы не могут похвастаться таким стопроцентным перевоспитанием. Но, конечно, среди заключенных есть и идейные, недобрые к народной власти. Некоторым определили по двадцать лет тюрьмы. Здесь они работают, распределены на бригады по пять человек, и ткут ковры. На завершение уходит три месяца. Их охраняет часовой, а они охраняют его. Увидев приближающуюся группу людей, один заключенный бросился будить охранника, который безмятежно спал.
После ознакомления с тюрьмой мушавер посоветовал Усману выделить из отдела одного сотрудника, который будет заниматься только осужденными.
Через несколько дней Еремей, возвратившись с работы, в коридоре виллы встретил незнакомого капитана в полевой армейской форме.
– Познакомься, командир танковой роты Кипарин, – сказал стоящий рядом советник командира горного батальона:
– Володя, – вложив узкую ладонь в руку Ваханова, – произнес танкист. Был он на голову выше и стройнее советника и по возрасту не более тридцати пяти.
– Очень приятно познакомиться с настоящим танкистом, – пожал ему руку Еремей, у которого среди военных из этого рода службы знакомых не было.
Володя рассказал, что рота его охраняет участок «трубы» и дислоцируется у дороги в пятнадцати километрах от Айбака, в сторону Кабула. Впоследствии они подружились и участвовали вместе во всех войсковых операциях. Боевая дружба оставила след на гимнастерке танкиста в виде ордена Красной Звезды.