Выбрать главу

— С дороги! — зло, раздраженно бросил Фирин, ковыляя к Борво. По его лицу читалось, что он ненавидит всех этих сопливых детишек, неспособных сделать хоть что-то по уму. По дороге Фирин отвлекся, оглянулся на тело убитого архонта. Присел рядом и коснулся ладонью. Какой же силой он обладал, если даже в момент гибели ухитрился подчинить себе смотрителя? Самого нестойкого, быть может, но все-таки! Ведь по замыслу, видимо, Дей должен был убить Данан до того, как она справится с Погибелью, и если бы Фирин со своими щитами не подоспел, итог битвы мог бы оказаться совсем другим.

— Да уйди ты! — снова рявкнул Фирин, оставив в покое труп монстра и подбираясь ближе к Борво.

— По… поздно, — раскачиваясь взад-вперед протянул Дей и застенал: — БОРВОООО!!! — вздергивая друга и прижимая его к себе.

— Я. СКАЗАЛ. С ДОРОГИ! — растеряв последние крупицы былого терпения гаркнул Фирин и, толкнув Дея в плечо с неожиданной силой, сел рядом с трупом.

— Ты же говорил, никто не может воскрешать мертвых? — с трудом сложив слова в смысл, выдавил из себя Хольфстенн. Фирин ничего не ответил, сосредоточенно сплетая сложный рисунок заклинания промеж ладоней.

Дей и Хольфстенн смотрели на манипуляции телеманта, задержав дыхание. Дей, по мнению Стенна, бился в истерике по самые уши. В другой ситуации он мог бы пошутить: «Боже, что ждет Даэрдин с таким нытиком во главе? Мало, что девственник — какой слюнтяй!». Но, пошарив по всем потаенным углам собственной сущности, Хольфстенн не наскреб и крохи оптимизма. Только смотрел, как серебристое облако освобожденной Пустоты оседает вокруг мертвого Борво, былым узором ложится на мужское лицо и гаснет, лишенное основного источника скверны. Лишь у самых глаз Борво остались тонкие полоски серебристого мерцания.

Разойдясь в груди, Борво вдохнул. Дей, сотрясаемый ужасом и хохотом, тут же подполз к другу. Хольфстенн, потрепав Борво ниже колена, только кивнул:

— Ну и хорошо, — и откинулся на спину.

Данан прикрыла глаза, встать она больше не могла. Зато сжала пальцы, обхваченные ладонью подползшего Жала, и тот сжал в ответ. Собравшись с силами, Фирин поднялся на ноги, осмотрелся, увидел брошенный посох. Приблизился, поднял, придирчиво осмотрел и потер, словно разглядел на непримечательной палке царапины. Потом бросил взгляд на измученную чародейку. Подошел. Жалу он не стал говорить: «С дороги!», удовлетворившись небольшим пространством, которое, подобравшись, уступил ему убийца. Взял Данан за руку и практически очистил женское предплечье от остатков рукава. Подранная вырывавшейся в бою Пустотой, одежда чародейки сыпалась трухой. Фирин погладил большим пальцем место с внутренней стороны возле локтя. Жал точно знал, что именно там когда-то стояла необычная печать. Защитная со слов Недотроги, а он, Тальвес, не верил.

Сейчас рука чародейки была чистой.

Фирину с трудом давался каждый вдох, но он заставлял себя делать необходимое. Коснулся места, где прежде ставил печать, вмял пальцами. Второй рукой он удерживал посох — ниже середины из-за того, что колдовал сидя. С третьей попытки Фирин все-таки прилепил на Данан новую защитную печать, а ниже пустил по руке восстанавливающую и исцеляющую. Последняя была той самой, которую умела ставить и Данан. Значит, на большее непревзойденного телеманта уже не хватило.

— Ты молодец, Данан, — шепнул эльф-колдун, как мог ободряюще. Опираясь на посох, встал и побрел в сторону лестницы. Жал оглянулся ему вослед, недоумевая, как Недотрога вообще держится на ногах! После всего, что произошло, после Поющей Погибели, от которой он их спас, после сколдованных исцелений…

— Фирин! — окликнул телеманта эйтианец. Когда тот обернулся, Жал безмолвным кивком спросил: «Помочь?», намекая на ступени.

Фирин усмехнулся открыто — как прежде ни разу не усмехался ни в одной беседе с товарищами. Кивнул в ответ жестом благодарного поклона и сказал:

— Я справлюсь.

У Жала скрутило под легкими от интонации чародея: сквозь них он услышал Данан, которая еще несколько минут назад твердила: «Я удержу».

Жал оглядел площадку: истрепанный труп огромной летучей мыши с остекленелыми затекшими глазами валялся там, где его повергла Таламрин.