— Что ж, — медленно и трудно сказала чародейка. — Думаю, мы можем представить, наконец, что ищет Темный. Это эльфийский артефакт из времен Первой Пагубы, бич архонтов, как-то связанный с Владычицей Аладрис. Все варианты с гномскими реликвиями можно отбросить и сосредоточиться только на эльфах. Надо понять, что это и где оно может быть. Даже если не наверняка, то хотя бы приблизительно, потому что архонт тоже не знает наверняка, и будет искать, как искал до этого: опираясь на память и логику. Что у нас было из уникальных эльфийских реликвий?
— Фиал бурь и Длань Безликого, — напомнил Фирин.
Данан, не меняя позы, кивнула.
— Что-то еще нашли?
— Да, одно зеркало и одно кольцо. Но пока толком ничего о них не разузнали.
— Ну, значит, у нас есть чем заняться, — решила чародейка и руками притянула себя назад к столу. — Если закончили есть, пойдемте в библиотеку. До вечернего праздника полно времени. Йорсон, вы с нами? — она оглянулась на гнома. Тот кивнул.
В библиотеке хранителей истории смотрители провели весь день до торжества. Данан выглядела одержимой: жадно внимала советам Эдорты, откуда лучше начать поиски и какие неочевидные документы могли бы помочь. Кроме того, Дора уже немного сориентировалась в перечне гномьих правителей, и потому могла подсказать, какие из них правили сразу после империи теократов, какие — позже, какие вели войну с темными эльфами, какие владычествовали после. Отчасти это помогало: смотрители смогли сразу отсечь все, что происходило у гномов при Ас-Хаггардской власти и все, что случилось после войны с темными эльфами. В первом случае они занимали в империи место рабов-добытчиков. Во втором — отторгли все связи с эльфийской культурой. Они, конечно, по-прежнему продавали амнирит, но теперь — втридорога, и все их отношения только к этой продаже и сводились. В собственных источниках, как сказала Эдорта, эльфы практически перестали упоминаться, в том числе озерные и высокие. А если и встречались, то исключительно в оскорбительном ключе.
Смотрители, вооруженные письменным дозволением короля Даангвула, привлекли к работе еще пару хранителей. «Чтобы жизнь сладкой не казалась» — прокомментировал Йорсон с густым смешком.
Данан с необъяснимым упорством листала все, что попадалось под руку в надежде уцепиться хоть за какую-нибудь деталь. Откладывая каждый следующий лист, она потирала переносицу; заканчивая со стопкой — растирала шею. Она не трогала виски, как делала прежде почти постоянно. Можно было предположить, что, удовлетворённый тем, что они, словно отара овец, проследовали его плану, Темный архонт на время притих. Но Дей, Борво, Йорсон и остальные знали наверняка — нет.
После первой ориентировки от Эдорты, ту ловко взял в оборот Борво — вычитывая, что-то переспрашивал, тыкал пальцем в строчки, призывал какого-нибудь из хранителей и ужасно живо консультировался по поводу каждой запятой — а это не какой-нибудь тайный символ? Дей такому положению вещей радовался — и без конца, как по примеру, терся возле Данан. У них так и не вышло поговорить наедине. Не вышло не без причин, разумеется, но что это меняло? Она могла бы уделить ему четверть часа до того, как прыгать в постель к эйтианцу! Можно подумать, они за время странствий не накувыркались!
Впрочем, он тоже мог бы настоять на разговоре, если б откровения о голосе Редгара не поразили его так сильно. Архонт по-прежнему проявлялся голосом и интонациями Тысячи Битв, но теперь, вслушиваясь, Дей ловил себя на отвращении. Он первые подумал, что начинает понимать, отчего у Данан такой скверный характер — как иначе, если она с самого начала ведет в голове настолько сложный диалог? Конечно, у неё это голос не Реда, а голос самого Темного, но… Интересно, а на что похож этот «его собственный голос»?
У Диармайда было из-за чего рассориться с Данан в хлам, но он молчал. Потому что путь ссор в самом деле никуда их не привел. А вот старое, доброе товарищество, как в походном шатре военного лагеря короля Драммонда, в свое время смогло сблизить. Поэтому сейчас Диармайд из кожи вон лез, чтобы быть добрым другом, смешливым компаньоном, приятелем и возможно самую чуточку — чем-то большим. Он мягко касался Данан, подавая листы, прислонялся грудью к женской спине, заходя сзади, чтобы якобы, помочь достать хроники с полки повыше, пододвигал стул, когда Данан снова садилась за стол. И выл в душе от безразличия, с которым Данан принимала каждый жест. Не потому, что это был он, Диармайд, а потому, что, похоже, для нее вообще все утратило важность. Все, кроме того, кому принадлежали её мысли.