Выбрать главу

И тут, поворотив коня, Евпатий вознес обеими руками меч, кованный в Кузнечной слободе, что была в славном граде Рязани, и обрушил его на Хостоврула. Это был страшный удар. О нем знали и боялись его.

Коловрат метил в основание шеи, наискосок. Тяжелый удар развалил богатыря Хостоврула, словно раздался в стороны чурбан под колуном.

Протяжный стон, перешедший в рев, прокатился над ратным полем. Конь Хостоврула уносил страшную ношу, а Коловрат, вращая в воздухе окровавленным мечом, увлек свою дружину на татар.

Ошеломленная страшной гибелью Хостоврула, орда недвижно стояла на левом берегу Клязьмы. Евпатий Коловрат поднял коня на дыбы, поворотил его вправо и поскакал вниз по течению реки, выжидая, когда сольется с ним дружина. В бою держаться им надо кучнее, так внушали они с сотником Иваном воинам-рязанцам.

Шатер Бату-хана стоял по левую сейчас руку Коловрата, к нему и мыслил воевода повести дружину.

Пронзительная тишина, что воцарилась в окруженье Повелителя Вселенной, нарушилась вдруг тоненьким воем-плачем. Это выл Бату-хан. Он раскачивался из стороны в сторону, не отрывая глаз от скачущего по льду Клязьмы коня Хостоврула. Это продолжалось недолго, но темникам и мурзам, окружавшим Повелителя Вселенной, долго чудился этот вой по ночам…

— А-а-а! — закричал вдруг Бату-хан и принялся размахивать руками.

И это не были жесты отчаяния или ярости.

Взмах рукой — пошла на лед реки правая тьма. Еще взмах — новая волна воинов несется навстречу рязанцам. Кривой Сыбудай одобрительно скалит зубы: он доволен молодым полководцем. Как быстро тот овладел собой, успев и достойно поскорбеть о погибшем родиче, батыре Хостовруле…

Рязанцев было мало, совсем мало, но одержимые в гневе, они дрались неистово и грозно.

«И стали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий нещадно…»

Ратник Медвежье Ухо держал меч обеими руками, работал им размеренно, добротно, будто дрова рубил на своем дворе. Достать его было невозможно, несокрушим казался закаленный в боях вояка-рязанец. Не отставали от Медвежьего Уха остальные дружинники, кто не раз бывал с Евпатием Коловратом в походах. А вот те, кто пришел в ратники недавно, гибли быстро. Но и они успевали причастить к смерти хоть одного.

Ржали кони, лязгало оружие. На разные голоса стонала битва, затеянная на белом-белом клязьминском льду. Умирали люди.

С первых минут боя рязанцы попытались смещаться к правому берегу реки, чтоб не дать себя отрезать от леса, куда намеревались заманить татарское войско. Но скоро с двух сторон монголы стали обтекать дружинников, стараясь заступить им дорогу. Заметив это, Коловрат подал знак пробиваться к опушке.

Рязанцы вырвались на берег, до леса рукой подать. Татары преследуют их, но больше для вида, чтоб не обвинили потом в проявлении трусости, да и друг перед другом старались. Один оплошает — десятке, в которую он входит, не жить.

И тут увидел Коловрат необычного воина. Одеяние его, сбруя на коне татарские, а сам русский: глаза голубые, русая борода.

«Чудной татарин», — подумал Коловрат.

А «татарин» вдруг окликнул его:

— Куда отступаешь, Коловрат? Или смелость твоя на Хостовруле избыла?

«Так это же Глеб, исадский злодей, — догадался Коловрат. — Ну, погоди, иуда!»

— Это ты, Глеб Владимирович, бывший рязанский князь?

— Почему бывший, а не настоящий? Сие звание даровал мне сам Бату-хан. А бывший твой хозяин — Юрий Ингваревич, чьи кости белеют на Рясском поле.

— Не бывать тебе князем на этой земле! Берегись, снесу голову, заставлю умолкнуть твой подлый язык.

Рядом с воеводой Коловратом возник вдруг сотник Иван.

— Дозволь, Евпатий, поиграть с ряженым! — крикнул он.

— Нет, Иван, сам управиться хочу. Смотри, видишь, наш старый враг — хан Барчак скачет! Бери его под свой меч.

Коловрат повернул коня на Глеба, но Глеб уклонился от встречи, поворотился и вскачь бросился в сторону, к лесу.

Воевода преследовал его.

А сотник Иван схватился с Барчаком. Хоть и стар был половецкий хан, но боец многоопытный, хитроумный, знал уловки, с русскими схватывался за свою жизнь многажды. Умел он уходить и от страшного удара, которым Евпатий Коловрат располовинил Хостоврула.