Размышления Дженни были прерваны Сью Темпл-тон, вошедшей в комнату с темнокожей женщиной лет сорока. Ее звали Хестер.
– Добрый день. Рада познакомиться, добро пожаловать к нам в гости. – Она с достоинством кивнула каждому в отдельности.
Хестер Филдинг совмещала в «Дупле дуба» обязанности поварихи и домоправительницы. Всю жизнь она и ее муж Арнольд прожили в Западной Фелициане.
– Она собирается на несколько дней к тетке в Новый Орлеан, – пожаловалась Сью. – Нам так повезло с Хестер, и мы не представляем себе, как будем управляться со всем хозяйством без нее.
– Думаю, вы прекрасно справитесь, миссис Темплтон, – утешила ее домоправительница. – Вы сами знаете, что справитесь. – Она посмотрела на Бретта. – А вы, значит, тот самый человек, который написал роман об этих местах?
– О каком именно романе вы говорите? – уточнил Бретт.
– Конечно, о «Безумной ярости», о чем же еще?
– Миссис Филдинг, это действительно моя книга, но я не задавался целью писать именно об этих местах. Там был просто юг, а конкретное место – обычная выдумка автора.
Брови негритянки недоверчиво приподнялись:
– Выдумка. Я понимаю.
То, что она осталась при своем мнении, было совершенно очевидно.
Бретт резко отвернулся, и Дженни не рискнула вмешаться. Она взглянула на Хестер повнимательнее и ощутила в ней что-то притягательное и загадочное. Дженни почувствовала в ней… знание.
– А где Джефф? – поинтересовалась Сьюзен у Хестер.
Выражение лица темнокожей служанки сразу изменилось. Было видно, что разговор о Джеффе доставляет ей удовольствие.
– Молодой хозяин помогает Арнольду наводить порядок в хижинах. По крайней мере он крутился сейчас именно там.
– Уверена, что Арнольд не в восторге от такой помощи, – вздохнул Джон.
– Да что вы! Они прекрасно нашли общий язык с моим мужем: понимают друг друга с полуслова.
– Арнольд у нас главный специалист по всему, что связано с землей, – пояснила Сью Дженни и Бретту.
– Стало быть, вам повезло не только с Хестер, но и с Арнольдом. Представляю, сколько труда потребовалось, чтобы содержать усадьбу в таком порядке!
Перебивая друг друга, Темплтоны сразу заговорили об усадьбе, цветах, снова вспомнили о ресторане. «Да, – подумала Дженни, – у них дело должно пойти».
Вечерело. Дженни сидела на веранде, и успевший остыть воздух приятно холодил кожу. Закат был прекрасен. Малиновое солнце золотило верхушки вековых дубов. Как много семей, должно быть, сейчас так же наблюдают за величественным заходом светила, забыв о городской суете, не думая о тех заботах, которые снова захлестнут их на следующий день! Дорога из кирпича оранжевой нитью вилась между деревьями и исчезала вдали.
Голос призывающей к ужину домоправительницы прервал мысли Дженни. Несмотря на то что Хестер прожила всю свою жизнь в сельской местности, манеры ее были безупречны. Вообще гости постоянно ощущали искреннее гостеприимство и чуткую заботу о себе.
Поужинав, Джон пригласил Бретта пройти в библиотеку.
– Посмотрите, вот тот дневник, о котором я вам писал. Очень надеюсь, что вас это заинтересует.
Бретт взглянул на протянутый дневник, как на змею.
– Мы нашли на чердаке большой сундук, – пояснил Темплтон. – Именно в нем и обнаружились эти старые записи. Кстати, они очень неплохо сохранились, только бумага пожелтела, а сама обложка почти как новая. Именно из-за сундука ни одна мышка до них не добралась, – улыбнулся Джон.
– Благодарю вас.
Бретт все-таки нашел в себе силы взять в руки тетрадь. Ничего не произошло, стены не дали трещину, потолок не обрушился на голову.
– Я думаю, нам будет о чем поговорить после того, как вы прочтете эти записи, – сказал Джон.
Бретт покрутил дневник в руках. Дженни помогала Сью и Хестер убирать со стола, поэтому он мог ознакомиться с его содержанием в одиночестве. Бретт включил лампу и уселся на стул девятнадцатого века, величиной и громоздкостью напоминающий инвалидную коляску. Такие стулья он встречал только в библиотеке имени Джексона в Новом Орлеане.
Дрожащими руками Бретт открыл старый дневник.
«Мой дневник.
Моди Гэмптон.
1 января, 1857 г.
Сегодня, в первый день нового года, я приняла окончательное решение избавиться от своей кузины. Брат этой мерзавки, Рэнделл, кажется, говорил с Сэзом об их женитьбе. Я Никогда Не Допущу Этого!
Мой дорогой Сэз никогда не женится на этой стерве! Его женой буду я, только я и никто другой.
Я ненавижу ее.
22 февраля, 1857 г.
Сегодня моя маленькая бедная кузина чуть было не отдала Богу душу. Как же неудачно получилось, что ее горничная вошла в комнату в тот самый момент, когда Анна уже протянула руку к ящику стола и, умышленно или неумышленно, отвлекла ее каким-то пустяком. Вечно сующаяся не в свои дела негритянка испортила все дело.
Знала ли она? Может быть, случайно видела, как я засунула в ящик змею? Дельях достаточно умна, чтобы представить себе, что я с ней сделаю, если она обо всем расскажет в открытую. Высеку? Покалечу? Да я просто убью ее, не раздумывая! Конечно, под строжайшим секретом она может сболтнуть что-нибудь своему деду – старому Солу. Но, во-первых, старик слишком глуп, во-вторых, он, если и поверит в услышанное, заставит Дельях молчать.
Теперь мне придется придумывать что-нибудь новенькое. Сэз влюблен по уши. В последний раз на пикнике он даже не стал со мной разговаривать.
Ладно, еще не поздно…»
Бретт, успевший отвыкнуть от рукописных строчек, временами с трудом ориентировался в витиеватом старинном почерке. Но сами чернила не так уж сильно выцвели, и разбирать записи оказалось значительно проще, чем Бретт рассчитывал.
Он проглатывал страницу за страницей, не замечая хода времени и не находя объяснения происходящему. Он читал свое собственное произведение, это был его роман, но события, порожденные его фантазией, описало другое лицо – Моди Гэмптон.
В «Безумной ярости» рассказчик постоянно менялся: это были и Моди, и Рэнделл, и Гэмптоны – родители Анны. Но чаще всего Анна или Сэз.
Дневник имел только одного автора. И черт побери Бретта, если он понимал, как такое могло случиться. Он закрыл глаза и снова и снова повторял себе, что это – совпадение, и только совпадение.
Бретт не убеждал себя, а просто таким образом старался заглушить другой, внутренний голос, утверждающий совсем иное.
Уже за полночь Бретт пришел в спальню.
Дженни сначала тоже хотела пойти с ним в библиотеку, но потом передумала. Она слишком хорошо изучила реакцию Бретта на все, что касалось переселения душ, прошлой жизни и ее взаимосвязи с настоящей.
Тем не менее посещение «Дупла дуба» было его идеей. Писатели всегда отличались профессиональным любопытством, и Бретт не был исключением. Пускай он вздрагивал при слове «реинкарнация», но отказать себе в возможности заглянуть в дневник Моди Гэмптон, естественно, не смог.
С Дженни успело семь потов сойти, пока она ждала Бретта из библиотеки. Она не знала, что он может найти в записях, а стало быть, его дальнейшие действия были непредсказуемы. Может быть, после всего Бретт поверит в то, что в предыдущей жизни она действительно была Анной?
Итак, она намеренно не пошла вместе с ним в библиотеку, предполагая, что Бретт пробудет там не больше часа. Но время шло, а его все не было и не было. Волнение Дженни достигло предела. Она задрожала, как от озноба, когда дверь в спальню наконец открылась.
В комнате горел ночник, Дженни специально не включила его, чтобы Бретт не подумал, что она уже спит. Его улыбка была кривой и неестественной. Он рывком сбросил с себя одежду и без слов юркнул под простыню. Дженни ощутила, насколько Бретт напряжен и скован.