Всплеск адреналина и превентивное жужжание модов затопили рассудок. Все что ощущал через пелену жажды действий — онемение ведущей руки.
— Полный порядок, — доложила Желчь.
Повезло.
“Щитовик” был уже близко. Пришлось подниматься.
Я врезался в щит импровизированным тараном разогнанного веса. Слишком близко. Ощутил вонь пота, смешенную в хаотический симбиоз с запахом незнакомых специй.
Успел сцепить мечи и провести финт: оружие отлетело в сторону. На большее времени не хватило. О смертельном ударе и речи не шло. Мне некогда было с ним фехтовать, да и рука в мелких манипуляциях почти не слушалась.
Он отлетел, я отправился следом. Пришлось выпустить меч, чтобы не порезать себя в круговерти. Вцепился в щит до противного скрипа эрзац-дерева — не хотел далеко отлететь.
По итогу не самое удачное решение, ведь если даже этот покойник — как быть со следующим?
С мусорщика сбилась маска, он стал задыхаться.
Все что разглядел в круговерти: щетина и язвы — деталями любоваться некогда. Оставалось приблизительно шесть секунд прежде чем последний подключиться к веселью.
Я оказался сверху и, как боевой оролуг, навалился на щит. Мусорщик хрипел и шарил по поясу — должно быть искал дополнительное оружие.
Ну нет, друг.
Защитить голову он не мог — щит вдавил ему в грудину, вместе с держащей рукой.
Скручиваясь и набирая максимальную амплитуду, раз за разом я вколачивал удар нижней части кулака и края наруча ему в лицо. Сбился в счёте на пятом. Превратил нос, глазницу и челюсть в месиво. Он хрипел и пузырился кровью.
Шарить по его поясу было некогда. Задача проста: подняться и встретить еще одного. Он плечистее и ниже, тяжелее, уже уработанных.
Не останавливаясь, мусорщик вытащил из кобуры пистолет, и с четырех шагов выстрелил.
В этот момент, я опирался на правое колено, собирался подняться. Улучшенная реакция не подвела — среагировал. Скрутил торс в правую сторону и поднял левую руку, подставив плечо с пластинчатой защитой, при этом пригнул голову.
Громыхнуло.
И опять моды жужжали на всю.
Влетело в боковую часть грудной защиты. Опять без пробития. Осталась вмятина, пуля застряла в панцире.
Хоть шаблон и сцепило льдом, я ощущал в движениях скованность.
Давай, тварь.
Мусорщик скинул дымящийся пистолет в снег. Приготовил к бою дубину с модулем-ударником. Набалдашник ее оканчивался четырьмя серебристыми нитями.
Маскхалат громилы раскрылся: под ним тяжелая кольчуга. Он выставил вперед левую руку с защитой-наручем и латной перчаткой; выглядывал из-за нее. Правая с дубиной была наготове, внизу и чуть отведена. Так он и подходил.
Проверяя меня, мусорщик сделал пару горизонтальных взмахов — легко увернулся. Нити угрожающе прострекотали возле шеи и груди.
Пробил двойку, но кулаки скользнули по металлу латной рукавицы и наруча. Здоровяк еще и тело доворачивал, двигался чуть боком.
Я изменил подход — саданул ногой в колено. Мусорщик крякнул и попытался ответить, но дубинка ушла мимо. Затем использовал ноги еще несколько раз. Удары чаще всего прилетали по внешней стороне бедра — это его злило. Плюнув на защиту, он напал: ударил снизу и быстро. Я такого не ожидал. Разум все отметил, но тело из-за ограниченности ресурсной базы не поспело. Отпрянул, нить задела предплечье левой руки. Плоть ужалило, и кисть повисла, неспособная двинуться.
Гуль.
Решив блефовать, рванулся в сторону меча. Он поверил. Дернулся следом, не рассчитал повреждения, и подбитая нога не выдержала — рухнул. За секунду оказался возле него. Боец отмахнулся дубиной, но удар ногой по голове прилетел быстрее. Я трижды впечатал пятку ему в затылок и височную часть.
Вот и всё.
Был доволен собой, хотя бой прошел достаточно неуклюже.
Через двадцать одну секунду вернулась чувствительность кисти.
— Замечательно, — прошептал я.
— Ба, бестолочь, да мы сегодня без ран.
— Как ты и говорила, Желчь, они мусор.
— Так это же “мусорщики”, Танцор. Чего ты вообще ожидал? — в ее голосе смех.
— Не знаю, но мне это было необходимо.
— Чувствуешь себя лучше?
— Чувствую себя дхалом.
Она радостно засмеялась.
Я невольно улыбнулся.
Подобрал меч, посек глотки громилы и “щитовика” и пошел в сторону подстреленного.
Раненный корчился, стремился отползти. Я дошел до него. Глянул — там пацан. Лет пятнадцати.
Глупец.
Из рта потоком струилась кровь. Маску уже и сам сорвал — наверное, задыхался.
— Marer ba, kita, kita. Marer sog, — прошипел он в слезах. — sog. Marer.
— Marer, мелкий. Полный marer, — я порезал ему шею лезвием. — Рано ты влез во взрослый мир. Не испачкай Бездну своим дерьмом, болезный.
Оставался только пленник.
Пригляделся: по фигуре определенно женщина. Сидела на снегу возле саней. Была привязана. Глядела с удивлением, без страха, не совершая при этом лишних движений. Нос и рот закрывала чёрная маска.
Желчь поинтересовалась:
— Бабе тоже мечом по горлу?
— Не говори глупостей.
— Ну а вдруг у тебя настроение такое замечательное, что ты решил вообще всех встречных “радовать”. А что? Все веселее, чем просто куда-то бесконечно шлепать по этой серо-мировой блевотине.
Подошел ближе.
Молодая.
Видно, что ее били, но деталей повреждений за маской не разглядеть. Под маскхалатом не было одежды. Мерзла — ее потрясывало. На голых руках серые пятна. Наверное, какое-то время провела без фильтров маски. Черные и грязные волосы длиной по плечи. Та часть лица, которую я видел, отмечала печать удивления.
Спросил:
— Язык знаешь?
— Да. Есть.
— Не в идеале?
Пожала плечами:
— Не учат.
— Эти?
— Мусорщики. Да сожрет их яйца Бездна. Завершили моих промысловиков.
— Твоих, — кивнул. — Друзей?
— Хозяев.
— Рабство? — поморщился.
— Рабство.
— Вонючий зверек, — радостно прокаркала Желчь. — Добей и не мучайся. Не создавай передвижных зверинцев.
— Желчь, я сам разберусь что мне НЕ создавать.
Она лишь засмеялась.
Способность людей превращать сородичей в рабов, воровать их волю, всегда вызывала во мне эхо отвращения — это помнил четко.
Смотря на ее фигуру, я думал о порочности и несовершенстве организованных людьми общественных систем.
Перерезал веревки на руках. Она поднялась, потерев запястья:
— Благодарность, — в голосе недоумение.
— Ты свободна.
— Так не думаю, — взгляд строгий. — Переходное право.
— Что?
Желчь опять зашлась в приступе смеха. Поди все считала заранее.
— Они завершили моих хозяев — стали хозяевами, владение. Ты завершить их. Цепочку провести сможешь или необходимость помощь?
Чуть приподняла брови.
Нахмурился:
— Мне это не нравится.
— А есть варианты?
Огляделся. Она здесь умрет, даже если я отдаем ей половину бандитского скарба. Если пойдет со мной, скорей всего ее тоже ждет смерть.
Эмоций нет, моды бездействовали. Все что ощущал — легкую дрожь раздражения за лабиринтами мыслительных маршрутов.
— Нет. Я не возьму тебя.
— Ты, когда мимо хтон бесхозного проходить — брать?
— Брать.
— Пригодиться?
— Пригодиться.
— И я пригожусь.
Весомый аргумент.
— Мои тропы опасны — ты умрешь на них.
Пожала плечами:
— Я смерть сейчас тут. Так что бери хтон. Ответственность. Выгода. Тело. Если рабство нет, ты ответственен за прирученных. Если спасаешь, то спасай до конца, а не делать вид. Нас таких звали kahatan — трепачи. Не существуй kahatan, существуй дхал. Дело и слово.
Желчь пробурчала:
— Выбей ей зубы, Танцор, она меня бесит. Для раба говорливость — дефект.
Моды скрипели.