В мгновение создание оказалось подле меня, распространив со своим прибытием запахи: смесь гнилости, мясную вонь и какие-то ягодные вкрапления.
Попыталось сбить и насадить меня на острие клинка, но я ушел с пути, одновременно с этим вооружившись мечом и дубинкой.
И все закрутилось.
Тело Идола навязало быстрый бой, издавая шипящие и стрекочущие звуки. Рукой-клинком махало безыдейно. Пыталось задавить напором. Впечатляющего разума в его действиях не наблюдалось — практически безумное животное. Свирепость, помноженная на скорость и жажду убийства.
Омерзительное великолепие.
Настоящая тварь.
Я уворачивался, блокировал, подставлял защиту и отбивал особо опасные удары в стороны. Не давал подобраться. Идол задавал почти максимальный для моего нынешнего тела темп, тем самым лишал пространства для маневра ума и серьезных контратак. Сошлись в банальном обмене: удар, защита, неуверенный контрудар и опять защита. Шаблон горел ощущением ирреальности. Ум не привык так вести бой.
Раз за разом я пытался подцепить рыжий шар, либо шею, но удары, которые казались удачными на первый взгляд, сползали по жилету из-за резких движений противника или же легко отбивались “крыльями”. Идол не беспокоился по поводу отлетающих в стороны кусков плоти и кровяных капель, значит и я не считал такие повреждения серьезными.
То и дело цеплял его бронекожу, но безрезультатно. Создание смело подставляло торс, похоже инстинктивно понимая свои сильные стороны. Я вел себя практически так же. За первые семь секунд столкновения оно трижды зацепило панцирь, оставляя на нём раздражающие царапины.
Через тринадцать секунд, я подключил и левую руку. В непрекращающемся обмене один заряд дубинки ушёл по бронепластинам — это ни к чему не привело. Второй залетел удачно. Отключил левое «крыло» и то повисло мясным корнем с боку, создавая для меня больше свободных окон. Третий заряд применить с пользой не смог: костяной клинок рассек дубинку. Кое-как успел отдернуть кисть. Еще мгновение и пальцы улетели бы в снег.
Отбил оружие, нацеленное на живот и, нащупав удачный момент, пнул врага в нижнюю часть тела. Идол отлетел на шесть шагов. В нем на удивление мало веса. Воспользовался возможностью: выхватил из кобуры пистолет и сразу выстрелил.
У Идола раздулось горло. Мгновение — пуля с сочным звуком вбилась ему в глаз. Он пошатнулся, но не остановил действие. Бурлящим веером выдул рыжую жижу.
Я крутанулся — и чудом успел закрыться. Тут же пришлось сорвать накидки и откинуть. Нестерпимый жар химической реакции вынудил. Маскхалат и плащ плавились, шипели.
Создание атаковало, но, согласно логике травм, его движения оказались замедлены. Эхо радости кольнуло основу: все-таки уязвимо.
Давай, дхал, пляши лучше.
И опять обмен.
Я все это время держался левой стороны и слепого глаза. Огибал создание против часовой стрелки. Идолу приходилось доворачивать голову, тело, он терял время, атаковал реже, точность его снизилась.
Теперь я был способен игнорировать больше рубящих ударов, принимая их на панцирь. Страшные колющие все так же приходилось отбивать — слишком опасные.
За следующие семь секунд, оставил на нем шесть ран: отсек мясной кнут-крыла, изрезал плечи, пробил шею и сбил одну из верхних пластин у сердцевины. Он в ответ “прочертил” мне по предплечью левой руки: от локтевого сгиба до наруча глубокий порез.
Неравноценно.
Не знал насколько ослабляли его нанесенные повреждения; я же эффект от раны получил сразу. Эхо боли пошатнуло даже через моды. В глазах покраснело — казалось кровь была всюду. Хлынуло страшно.
И опять сцепились.
Тварь ослабла, махала клинком с истерическим безумием последнего шанса. За следующие семь секунд всего один удачный удар от меня — посек бедро до кости. Противник взвыл, ощущая неуклюжесть в движениях, и вместе с этим громыхнуло.
Яла выстрелила из мушкета. Пуля срикошетила о наспинные пластины, но вклад уже был внесён. Идол дернулся, собравшись повернуться, и был тут же мной наказан.
Сделал выпад.
Острие вонзилось в стык пластин сбоку. Додавил, вогнав клинок на половину длины, и этого оказалось мало.
Тело Идола сдвинулось, ударило “оружейной-рукой” назад. Отпрянул и выпустил меч, тот намертво застрял в костях. Однако былой скорости у создания не осталось; казался оно все изломано и двигалось скорее на упрямстве.
Сдвинулся и оказался у Идола за спиной.
Руку-клинок взял в захват, выхватил нож и семь раз саданул в зону сердцевины. Тело дергалось, старалось мешать, но все произошло слишком быстро. Попал я дважды — этого хватило. Сердечник лопнул, окатив размякшую снежную грязь и носки моих ботинок рыжей пульсирующей жижей.
Тварь завалилась.
Я припал на колено, выронил нож и сжал рану: кровь хлестала как из пробитого пуза хага.
Глава 11
Помощь
Яла подбежала ко мне:
— Помогать?
— Тащи аптечку, Зверёк, — приказала Желчь. — Этот шанкарский гуль, конечно, живучий как червь.
— Просто опасный кусок мяса, — голос изменился от внутренней неуверенности.
Мысли ускользали от растерянности и последствий раны.
Дышал тяжело.
Привычной радости победы я в себе не нашел.
Нахмурился — ощущения такие, будто дрался с тренировочным манекеном. Манекеном, порвавшим мне руку.
Омерзительно.
Скол мыслеходов: как же я плох в технике безопасности.
Усмехнулся.
Желчь продолжила:
— И все же. Это что-то новенькое.
— Я еще не в форме.
— Ну-ну, Громила, — обеспокоенно продолжила она. — Скажи больше. Мы всё видели. Твои мысли необходимы. Я переживаю — это скажется на работе систем.
Устало вздохнул, наблюдая как между пальцев бежала струя крови.
Думать было тяжело:
— Меня это не радует, — хмуро сказал ей. — Все достаточно плохо. Мы беззаботно спали, рассчитывая, что кто-то придет и исправит ситуацию. Этот кто-то не пришел. Идол рос. Весь мир его кормушка, у него много места; он развивался и исследовал себя. Думал над вариантами существования, специализациями и эффективностью. Местные должны знать больше.
— Считаешь это его вариант биомодернизаций?
— Определенно.
— Может он просто взял местного амтана?
— Сомневаюсь.
— Почему?
— Потому что наша удача кончилась вместе с третьей эпохой.
Желчь хмыкнула:
— Ты больно мрачный, Танцор.
— Я произведен так как произведен.
— Все-таки этот тонкорожий был не очень болтлив. Совсем нехарактерно для Идола.
— Знаю не больше твоего.
— Его можно убить, — затем добавила с иронией. — И относительно просто.
Оглядел тело “меченосца”, подсчитав сумму повреждений: срезанное крыло, пуля в глазницу, перебитое бедро, изрезанные плечи, пробитая шея, поврежденный позвоночник — и, в конце концов, то, что его остановило — разбитое сердце.
— Ой, Желчь, заткнись.
— А представляешь полсотни таких в сцепленном отряде?
— И я еще, по-твоему мнению, мрачный.
— А если они еще гнилушку свою бронепластиной прикроют, сколько веселья это привнесет.
— Хватит.
— Держись, дхал. Давай без упадничества. От таких царапин еще никто не умирал.
Вскоре вернулась Яла с коробом аптечки.
— Открывай.
Та и открыла.
— Что-нибудь из этого останавливает кровотечение?
— Что-нибудь останавливает, — с сосредоточенным видом кивнула Яла.
— Хорошо, — голос Желчи бурлил от раздражения. — Что конкретно из этого останавливает кровотечение?
Яла замерла, не понимая, что в вопросе изменилось.
Тогда вмешавшись, спросил:
— Есть санг?
Та кивнула и, чуть покопавшись, достала из бокового кармана бурый кожаный чехол. Я развязал шнуровку и распределил желтушный порошок по длине пореза. Рана вспенилась бурым и через тринадцать секунд пена затвердела, образовывая один длинный желейный сгусток-коросту.