— Твой друг может покоиться с миром.
— А ты чем занимался? — со слегка заметными надменными нотками спросила София, ведь Маркус так и не записался в регулярные войска.
— Мистер Бернглер! — раздался радостный крик в мрачной тишине, а через секунду от группы людей отбился молодой паренёк. — Рад вас видеть! Соболезную вашей утрате. Вы уже были…
— Да, был, — кратко ответил Маркус, после чего нависла пауза.
— Просто хотел вас ещё раз поблагодарить. Знаете, она редко о вас хорошо отзывалась, но…
— Не надо ничего говорить.
— Извините и ещё раз спасибо. До встречи, — потупился паренёк и ушёл к своей группе.
— И кто это был? — удивилась София, провожая взглядом группу детей разных возрастов.
— Какая уже разница? — махнул рукой, резко вставая и направляясь прочь с кладбища.
Моментально пропало желание с кем-то общаться, меньше всего хотелось что-то ещё объяснять. Руки опять предательски начали трястись из-за чего пришлось убрать их в карманы. На лице выступил пот, повысилась температура и заколотилось сердце. Нужно срочно успокоиться и сделать это можно лишь одним способом.
София же ещё несколько минут постояла у двух надгробий. На одном был изображен брат Маркуса, Карл Бернглер. А совсем рядом покоилась некая Лидия Корански, к которой уже подошла прибывшая группа детей.
Бой продолжается
— ОБСТРЕЛ!!!
Леон резко открыл глаза. Грязный окоп, рядом уже поднимается на ноги его друг, наверное, первый за последние несколько лет.
Говорят, чтобы узнать другого человека нужны годы долгого общения. И даже спустя длительный срок, океан по имени человек продолжит быть таким же неизведанным и бескрайним. И уже кажется, что вряд ли мы сможем узнать ближнего полностью.
Леон не знал правда это или ложь. Но он с уверенностью мог сказать, что за один день в окопе под бомбёжкой можно узнать из чего сделан этот человек. В отличии от мира серых стен и душных офисов, где уже не знают, что такое дружба. Да и откуда им знать? Друзьями становятся во время сложных ситуаций. А какие сложные ситуации могут быть у большинства в этом мире? Одолжить сотню демпов до зарплаты? Забавно, что даже на такую мелочь так называемые «друзья» пойти не могут. Мир слов и обещаний, в котором Фостер так и не смог ужиться, ведь презирал лицемерие.
Здесь же на фронте всё оказалось до предельного просто. В первые же дни уже становилось понятно, кто несёт с тобой тяжкую ношу и на что он способен. Будет ли этот человек ныть или же станет рядом нерушимой стеной.
— Леон, быстрее давай! — звал его друг.
Но Фостер не мог ни открыть рта, ни двинуться, ни дать хоть какой-то знак. Он мог лишь смотреть, наблюдать и страдать.
Свист становился всё громче, через мгновение снаряд упал прямо в траншею. Кишки и внутренности покрыли Фостера, но он всё никак не мог проснуться. Страх в душе, осколки и боль в теле, они были такими реальными, сознание разрывалось, но ничего не менялось.
— Почему? Почему? — мелькал один тот же вопрос, который не мог слететь с уст.
Леона уже начало трясти, перед глазами менялись картинки. Зачем всё это? Неужели не было других решений? Но кровь лилась реками, важнейшей целью стало убить, убить другого человека по другую сторону. Почему же вдруг так важно стало разрушать чужие дома, судьбы и жизни? В какой момент всё пошло по одному месту…
— Леон проснись! Проснись! — за плечи Фостера тряс медбрат, который после начал уже успокаивать пациента. — Всё кончилось, всё кончилось.
Ещё где-то час Леон пытался взять себя в руки. Слёзы текли ручьём, тело трясло, а тревога и странный тремор не покидали рядового. Как и звуки сражения… он будто всё ещё продолжал воевать на фронте.
— Всё, всё будет хорошо. Война уже закончилась, закончилась, — всё это время Сэм сидел рядом, чтобы Фостер не сделал чего-нибудь непоправимого.
— Да, да, закончилась, — Леон наконец-то начал воспринимать действительность.
— Твои раны хорошо заживают. Доктор постарался на совесть. Знаешь, он спас почти всех. Даже самых сложных с того света доставал. Чудо, никак иначе.
— Сэм, скажи, почему всё так? Почему у всего этого вдруг появилось оправдание? Почему вдруг мы стали обязаны видеть друг в друге мишени?
— Это война, она всегда была и будет такой.
— Война? Разве это может оправдать всё произошедшее? Разве это повод заслужить прощение?
— Ты это брось. Ты ни в чём не виноват.
Леон смотрел на медбрата, они были примерно одного возраста. Молодой парень, наверное, очень тяжело больной, судя по его хромающей походке и тому, что его не отправили на фронт. И всё же Сэм день и ночь помогал раненным, спасая, но не забирая жизни.