Стержень боли пронзил тело Джозефа, он испытал титанический удар по почкам и увидел сквозь потолок, как разбухли небеса, подобно огромной лиловой капле, готовой в любой момент сорваться вниз, а потом выгнулись сами в себя и открылся сиреневый тоннель, в котором замелькали перламутровые всполохи.
То была настоящая Лестница Иакова. Она притягивала нашего героя, словно магнит – железо. Но его не пускали!
Яма и Мерлин, Серафис и Корвин, Джек-из-Тени и Фред, мистер Сэндоу и мистер Рендер, Конрад и Принц-который-был-тысячей, Деннис и Чёрный Кот – прикладывал все Силы и Мощь, чтобы помочь Джозефу остаться на Земле. В его левую ладонь лег холодный сосуд, а на правую упал горячий хлебец.
– Ешь и пей, – услышал он голос Ямы.
Внял.
И мир погрузился во Тьму[65]…
Когда наш герой пришёл в сознание, то почти столкнулся лицом к лицу… с самим собой, который лежал на столе – выглядел тот плоховато, но спал безмятежно, как младенец из Лимба[66].
– Наблюдение извне оказывается полезнее самоанализа, – усмехнулся Джозеф, сознавая, что пребывает за пределами своей телесной оболочки, но абсолютно материален. Причём и ощущал, что ненасытный пламень, терзавший его органы последние несколько месяцев, потух навсегда.
– В такие моменты обычно просят зеркало… Или сигарету, – заметил Яма. Он сидел в кресле у бара в одиночестве, и нанизывал сизые кольца дыма на шпажку, которой была проткнута тёмно-зелёная оливка, плававшая в бокале с мартини. Разделить с ним «трубку мира» Повелитель Машин Реинкарнации не предложил. Остальные «участники шоу» просто исчезли без следа.
Джозеф обогнул стол, и посмотрел на Бога Смерти чуть свысока.
– И что теперь? – спросил он равнодушно, но глаза его смеялись, что указывало на радость, овладевающую им.
Красный Человек ответил прямо:
– Вас ждёт долгий творческий отпуск. Бесконечный… Это условие нашего соглашения. Люди должны знать, что сегодня, 14 июня 1995 года, умер Великий Писатель. Ни строчки не должно появиться впредь из-под Вашего пера, – Яма посмотрел в глаза Джозефа, и, насладившись увиденным там отчаянием, но готовностью внимать, перевёл взгляд на спящего двойника. – Он заменит Вас в больнице. Имплантированной памяти будет вполне достаточно, чтобы ввести в заблуждение врачей, родных и друзей. Именно его прощальные наставления растащат издатели на эпиграфы для многотомных серий.
– Надеюсь, ему хватит ума потребовать провести прощальный вечер с кремацией, а не церковное отпевание с погребением, – задумчиво проронил Джозеф, усилием воли оставаясь спокойными.
– Да, так он и сделает, – Яма пососал мундштук трубки и, цедя слова, предупредил. – Когда он умрёт, на Вас перестанет действовать Закон Божий. Вам придётся забыть своё настоящее имя, прошлое и желания. Для этого мы отдали всё, что имели – то, что Вы вложили в нас своим гением. Не подведите нас. Повторю, люди должны знать, что Великий Писатель умер сегодня, – он кивнул на двойника. – Обещайте, что больше ни один герой впредь не шагнёт на Землю с листов, исписанных Вами.
– Иногда лучше уйти со сцены, даже когда тебе есть, что сказать. Но мне придётся теперь помолчать.
– Мы нашли общий язык! Это радует, – Бог Смерти неестественно широко улыбнулся.
В его антрацитово-черных глазах невозможно было прочитать ни одной мысли.
По затылку нашего героя пробежал холодок.
– Ты точно Яма? – спросил он.
– Называйте меня так. Или Аззи[67]. «Что в имени?»[68]. Всё зависит лишь от вложенного смысла…
Красный Человек жутко расхохотался и обратился в дым с первыми лучами солнца, будто кошмарное видение. А вместе с ним и Джозеф-копия.
Глиняная трубка осталась лежать на подоконнике.
Поглядев на неё, как на гремучую змею, наш герой постоял несколько минут, любуясь рассветом, а затем в лёгком смятении чувств покинул бунгало, желая лишь одного – хорошенько позавтракать.
Размышлениями о выборе нового жизненного пути лучше заниматься на сытый желудок…
Он никогда не говорил, что является Творцом, однако никогда не утверждал и обратного…