– Вы имеете в виду… вы имеете в виду, что это был не Лайонел Лоусон, тот, кто…
– Я имею в виду прямо противоположное, Льюис. Я имею в виду, что это был Лайонел Лоусон, тот, кто бросился с башни. Я абсолютно уверен в этом.
– Я просто не понимаю.
– Неужели? Ну, так вот. Близорукие неизменно снимают очки и кладут их в один из своих карманов, прежде чем прыгать. Поэтому любые следы стекла на лице самоубийцы являются верным предупреждением, что это не самоубийство, а убийство.
– Но откуда вы знаете, что Лоусон был близоруким. Он мог иметь даль…
– Близоруким, дальнозорким – не имеет значения! Это все без разницы.
– Вы серьезно обо всем, об этом?
– Как никогда более. Это как люди, снимающие свои слуховые аппараты, прежде чем принять ванну, или вынимающие свои зубные протезы, когда ложатся спать.
– Но моя жена никогда не вынимает их, когда она ложится спать, сэр.
– Что ваша жена делает с ними?
Льюис был готов возразить против несправедливости такой несовершенной логики, но увидел, что Морс ему улыбается.
– Как вы узнали все эти вещи о самоубийцах?
Морс задумался на несколько секунд.
– Я не могу вспомнить. Я думаю, что прочитал это на задней стороне спичечного коробка.
– Этого достаточно, чтобы двигаться дальше?
– Это то, что надо, не так ли? Против нас действует очень умный человек, Льюис. Но я просто не могу представить, как он сначала сталкивает вниз Лоусона, а затем очень осторожно снимает очки и кладет их ему в карман. Вы можете?
Нет, Льюис не мог это представить; он вообще ничего не мог представить.
– Мы достигли какого-нибудь прогресса в этом деле, сэр?
– Хороший вопрос, – сказал Морс. – И, как говорил один из моих старых школьных учителей: «Встретившись с проблемой, посмотрите ей прямо в лицо, и двигайтесь дальше». Воспользуемся сказанным.
– Времени у нас немного. O, уже обед, не так ли?
Двое мужчин вышли из длинного трехэтажного кирпичного здания, в котором размещалось управление констеблей Оксфорда, прошли мимо церкви Христа, через Карфакс, и обосновались в пабе, где Морс решил, что, по меньшей мере для него самого, освежающая капелька жидкости – это все, что сейчас требуется. Он всегда считал, что его ум функционирует лучше после нескольких бокалов пива, и сегодня он снова поступил согласно своему обычному предположению. Он понял, что должен немедленно ехать в Шрусбери, но перспектива допрашивать больничных санитаров, медсестер и врачей о времени, месте, передвижениях и мотивах наполняла его отвращением. Во всяком случае, было еще много рутинной работы, которую предстояло сделать в Оксфорде.
Льюис остановился после первой же пинты, а сам Морс откинулся на стуле и начал думать. Мелькающие челноки ткали свои модели на ткацком станке его ума, создавая узоры разных видов и форм, но эти узоры всегда, в конце концов, отбрасывались. После третьей пинты не было ничего, что мог бы предъявить его мозг, кроме горькой правды, что его причудливые теории (любые из них) были бесполезны, его мышление стерильно, его прогресс нулевой. Хотя где-то, если подумать, где-то он был убежден, где-то он что-то пропустил – то, что стало бы ключом к лабиринту. Да, это то, что ему нужно: ключ… Возможно, этот ключ был в церкви. Он был там, в самой церкви, неужели он не заметил простой, очевидный факт, который до этой самой секунды лежал и ждал своего открытия?
Глава двадцать девятая
Закрывая за собой дверь на северном крыльце, Морс понимал, что должен попытаться взглянуть на убранство церкви как-то иначе. Раньше он смотрел неопределенно на скамьи, его ум отвлекали более возвышенные вещи, – от вездесущего приторного запаха ладана до мрачного величия витражей. Теперь не так. Он потрогал с полдюжины молитвенников, аккуратно сложенных на выступе у стены рядом с дверью, слева; исследовал пачку анкет, которые подлежали заполнению теми, кто хотел быть внесен в список прихожан; он приподнял портьеру позади купели и заметил ведро, щетку и две широкие кисти. Это было уже гораздо лучше, – он это нутром чувствовал! Он исследовал открытки (6 пенсов каждая), с изображениями внешнего вида церкви, взятого с нескольких ракурсов, с крупными планами знаменитой купели (Морс восхитился тем, насколько хорошо она сохранилась) и с большой фронтальной фотографией одной из ухмыляющихся горгулий на башне (как кому-то удалось до нее добраться?). Затем он обратил свое внимание на стопку инструкций для прихожан Сент-Фвайдесвайд (10 пенсов каждая), и другую – приходских расписаний (по 2 пенса каждое), в которых подробно и полностью перечислялась деятельность прихода в текущем месяце. Затем, возле западной стены, он отметил еще одну горку молитвенников в темно-красных чехлах и кучу псалтирей.