В этот день мы впятером встретились в 7.00 вечера в Сент-Фрайдесвайд: Бренда Джозефс, и Пол Моррис, и Лайонел Лоусон, и Филипп Лоусон и я. Двери были заперты, и я получила дальнейшие указания. Часовня Девы Марии была освещена свечами и молитвенники разложены так, как будто на службе присутствовали тринадцать прихожан – в том числе на скамье для старосты! Я думаю, что последнее было хуже всего, на самом деле. Пол играл на органе, и он, как мне показалось, выглядел более напряженным, чем любой из нас. Бренда стояла у купели, одетая в зеленый костюм, и смотрела довольно безразлично. Лайонел, казалось бы, хлопотал с обычными атрибутами мессы – его лицо было вполне нормально, насколько я видела. Брат Лайонела был таким же, как тогда, когда я в последний раз видела его, он сидел в ризнице и пил из бутылки, которую Лайонел без сомнения, дал ему. Примерно в 7.15 Лайонел попросил Бренду и меня пойти и встать у алтаря в часовне Девы Марии и оставаться там, пока он нас не позовет. Почти сразу мы услышали звук ключа, отпирающего северную дверь, и Гарри Джозефс вошел с довольно большим коричневым бумажным свертком подмышкой. Он выглядел взволнованным и возбужденным, но было очевидно, что он довольно сильно выпил. Он увидел нашу пару и кивнул, – но мне или Бренде, не могу сказать. Мы сидели на ступеньках алтаря, и думаю, что мы обе дрожали. Затем звуки органа вдруг стихли, Пол подошел к нам и сжал слегка рукой плечо Бренды прежде, чем пройти в ризницу. В течение нескольких минут мы слышали бормотание мужских голосов, а затем возню с последующим глухим низким стоном. Когда Лайонел вернулся к нам, он был одет в стихарь и мантию. Он тяжело дышал и выглядел очень потрясенным. Он сказал, что, когда придут полицейские, я должна сказать им, что на службе присутствовали около десяти или более человек, в основном американские туристы, и что я слышала, как Гарри взывал о помощи из ризницы во время исполнения последнего гимна. Была ли Бренда еще со мной, я не могу вспомнить. Я просто пошла медленно к ризнице, как в тумане. Я четко его рассмотрела. Он лежал совершенно неподвижно в своей коричневой рясе, которую всегда носил в церкви, с ножом Лайонела Лоусона, глубоко воткнутым в его спину.