— Тише, — властно прозвучал его голос. — Идите за мной, я проведу вас к вашей дочери. Она ждет вас, и мы должны торопиться, чтобы не причинить ей беспокойства опозданием к венчанию!
Больная послушно пошла с доктором, перед ними торопливо расступалась толпа. Услужливо поданный автомобиль умчал обратно в Москву несчастную мать новобрачной.
А где же другая мать?
Она осталась у входа в празднично освещенную дачу, одинокая, всеми забытая, под холмом благоухающих роз.
Потухли огни.
Восток побелел. На горизонте чуть наметилась светлая полоска, покраснели края; шире и шире расползается она по небу…
Сквозь пурпур пробивается золотистый цвет.
Вырвался и протянулся по небу золотой луч… другой… третий, рассыпался яркий сноп искр, и показалось лучезарное солнце. Бросило свои ласкающие лучи на величавые сосны; оживило, окрасило цветники, разбудило пташек, блеснуло серебром по росе на лужайках.
Оживился бор гомоном птиц, которые веселым щебетанием и звонкой трелью радостно встречают восход солнца.
Цветы высоко подняли свои головки и, качаясь под легким дуновением ветерка, точно кланяются восходящему светилу.
Ласкает глаз и омытая росой травка, и скромные незабудки, купающиеся в животворящих солнечных лучах. Спрятался в тень белоснежный ландыш, но и он шлет солнцу свое свежее благоухание.
Вся природа улыбается новому дню. Зажужжали, захлопотали проснувшиеся пчелы, звенят стрекозы, весело порхают бабочки.
В вышине заливаются песней жаворонки; чертят воздух ласточки. Небывалую картину представляет собой Майский проспект…
Не залетает туда ни птица, ни даже бабочка… Там люди!
Переговариваются полушепотом в отдаленных рядах; ближайшие — молчат и как-то жмутся друг к другу.
Среди дороги остатки кареты и лошадей. На краю страшной воронки сидит сжавшийся, как-то разом осунувшийся Потехин.
Толпа так и не расходилась с вечера. Ждали рассвета; весенняя ночь коротка. Переговаривались, обсуждали происшествие.
— Не иначе, как это он, пакостник, больше некому, — шепчет в толпе какая то бабенка.
— О ком ты? — оживляются настороженные соседи.
— Да об черном барине, об ком же? Слышь, он опять в наших лесах появился, ребятенок пужает и молодайку Печ-никову чуть было не сцапал!
— Мамонька родимая, — почти до земли присела растрепанная старушонка. — Уж не он ли, окаянный, мою корову спортил? Зачнешь доить, а у ней из титек заместо молока кровь!
— Ой, да и у меня овца пропала и поросеночек сдох. А мы с бабушкой свекровью гадаем, с чего бы это он.
— Тише вы! Раскаркались, вороны, — зыкнул степенный мужик. — Тут, можно сказать, жистей сколько решилось, миллионщика такого в час время к земле пригнуло, а они — корову спортили, поросенок сдох! Тьфу, дуры!
— Дуры и есть. Бабы — они уж завсегда бабы, волос долог, ум короток, — поддакнул ему другой мужичок. — А вот что барина этого черного нам укоротить следовает — это верно!
— А что он сделал? — добродушно спросил толкавшийся среди любопытных старший агент уголовного розыска Орловский.
Оба мужичка окинули подозрительным взглядом его городской костюм и молча отвернулись. Молчат и бабенки. Только старушонка с больной коровой небрежно бросила:
— А ты не замай! Мы, бабы, об своих бабьих делах говорим!
Орловский не настаивал. Он знал, что когда русский мужик насторожится, из него слова клещами не вытянешь, и медленно стал пробираться дальше.
В группе мастеровых тоже шепот:
— Нашел-таки Господь, и миллионами не загородишься, — злобно бурчит один из них.
— А что, дяденька, тебя, что ль, он донял? Чего злобствуешь? — лихо сдвинув на затылок шапку, не то с укоризной, не то с иронией спросил молодой парень.
— Меня, не меня, а около меня. Мы маляры, и я в соседнем с его доме карниз подправлял, когда в его конторе насмерть бабенку избивали; не без его это, чать, ведома. Сколько годов прошло, а я как сейчас вижу, — швейцар-то ее в морду, да под сердце, да головой об дверь; дубовая дверь распахнулась, а она грудью об камень, аж кровь из глотки хлынула. А тут городовик подскочил да в спину, в спину. Не приведи Бог!
— Дзык, — сплюнул через зубы третий.
— Поделом тогда ему, старому черту. Отливаются, значить, волку овечьи слезы!
Орловский, вытянув манжету, сделал отметку: искать в прошлом историю отношений Потехина с оскорбленной избитой бабенкой, — затем тихо двинулся к месту катастрофы.
Внутри дачи Потехиных производится расследование.
Все старые, знакомые лица. Холодно-спокойный следователь Зорин и озабоченный, подвижный агент уголовного розыска Зенин. Последний, уже успев потолкаться среди праздной публики и поразнюхать, привел к Зорину пожилую даму, мальчугана лет 12 и служащего из магазина Зингера.