— Ее могла бы играть юная блондинка. Это соответствовало бы темпераменту Джульетты. Считается, что никакая актриса не может играть эту роль, пока она не слишком состарится для нее. Не могу с этим согласиться, так как не нахожу Джульетту такой уж сложной натурой. Лучше всего сказал об этом Томас Бейли Олдрич.[58] «Ее инстинкты требуют обуздания, а сердце делает слишком много ударов в минуту». Но что касается труппы Марджери Вейн, ваши инстинкты оказались более верными, чем вы думаете.
— Каким образом?
— У Энн Уинфилд, несмотря на ее англосаксонское происхождение, волосы цвета воронова крыла и темно-голубые, почти кельтские глаза. Зато молодой Энтони Феррара, который будет играть Ромео, итальянец во втором поколении…
— Он будет играть Ромео? — переспросил Нокс. — А как же Бэрри Планкетт? Ведь он ваша звезда?
Судья Каннингем развел руками:
— Это выбор самого мистера Планкетта. Он отказался от роли Ромео, которого описывает (абсолютно несправедливо) как «бледную немочь». Мистер Планкетт будет играть забияку Меркуцио — эта роль приводит его в восторг. Мисс Уинфилд и мистер Феррара… — Судья распространялся, порой весьма загадочно, на эту тему, покуда не остались позади Пелем, Нью-Рошель и Ларчмонт. — Мистер Феррара, итальянец во втором поколении, действительно высокий и светловолосый. Оба они — прекрасные образцы современной молодежи, серьезной и талантливой. Ненавижу слова «преданные своему делу», так как от них несет канцелярщиной, но в данном случае они вполне уместны. Если мы рассмотрим их характеры в свете характеров Ромео и Джульетты, то неизбежно придем к…
— Мамаронек!
— …к выводу, — продолжал судья, — что каждый может подчинить себя требованиям Шекспира. Не будь у нас более серьезных причин для беспокойства…
— А они у вас есть?
— Они есть у Джадсона Лафаржа. Он, как и я, бесплатный консультант, но только по деловым вопросам. Вы знаете его, молодой человек?
— Фил хорошо знает его жену, — ответила Джуди. — Он говорит, что они встретят нас на станции.
— Ну, тогда вы попадете в хорошие руки. Боюсь, что мне сразу же придется вас покинуть. Я весь день пробыл в клубе «Лотос», так что до репетиции должен зайти домой и получить несколько важных сообщений по телефону. Но в театр я обязательно приду… А у Лафаржа, конечно, есть причины для беспокойства. Рабочие сцены, музыканты, бродяги…
— Бродяги?
— Когда мы приобрели театр, еще держалась зимняя погода. Мы обнаружили, что бродяги и другие нежелательные субъекты иногда проникают в здание и спят там. Сцена оборудована изобретательными приспособлениями — люками и тому подобным. Лафарж полагает, что где-то есть потайной вход в театр, так как мы не нашли никаких признаков взлома. Особенно нам досаждает Усталый Уилли… Вы, кажется, англичанка, миссис Нокс?
— Да.
— В Америке, дорогая моя, Усталый Уилли — прозвище бродяг. Но этого человека вроде бы действительно зовут Уилли, хотя он скорее никчемный пьяница, чем бродяга.
— Да, мне знакомо это прозвище.
— Обычно он выпивает бутылку «Сники Пит» — дешевого крепкого вина — и приходит спать в «Маску». Как он туда пробирается, никто не знает. Время от времени Уилли попадает за решетку, но быстро выходит на свободу и принимается за старое. Ричбеллская полиция слишком беспечна — они просто запирают его на ночь и выпускают утром. Следует признать, что Уилли не нанес театру никакого ущерба. Но, уверяю вас, это не шутка! Знаете, к чему это может привести?
— Ричбелл! — объявил проводник.
Поезд остановился у надземной платформы. Снаружи дул легкий ветерок. Внизу сверкали огни Ричбелл-авеню — широкой улицы, тянущейся на полмили и соединяющейся с Бостонским шоссе восточнее Мамаронека.
На платформе стояла Конни Лафарж рядом с толстым круглолицым мужчиной, который, сняв шляпу, вытирал пот со лба.
После десятка вежливых слов судья Каннингем удалился по своим делам. Конни бросилась к Ноксу, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он представил им Джуди, но не смог понаблюдать за произведенным эффектом, так как Конни и ее супруг тут же начали оживленно болтать.
Стрелки вокзальных часов показывали без четверти девять, когда приезжие и встречающие спустились к поджидающему их «кадиллаку». Выехав с привокзальной площади, Джадсон Лафарж повез их по Ричбелл-авеню с ее высокими фонарями и в основном темными витринами магазинов.