— По-вашему, я бы сам этого не хотел? С удовольствием забрал бы ее отсюда и увез… нет, не на мою родину. Во всех песнях об Ирландии изгнанники тоскуют по своему отечеству. Но я к ним не отношусь — там такой паршивый климат, что его с трудом переносят даже местные жители. К тому же еще никто не возвращался в Ирландию из Штатов — разве только приезжают на недельку к родственникам в Голуэй или Донегал.[132] Но я ведь не спрашивал вас, старина, что вы думаете обо мне. Мне и самому известно, что я — последняя гнида. Я спросил, что вы думаете о ней!
— Энн Уинфилд просто восхитительна. Хотел бы я, чтобы другая женщина так говорила со мной, как она с вами.
— Вы имеете в виду золотоглазую красотку, на которой вы женились?
— Именно ее.
— Она без ума от вас, старина.
— «Без ума» — едва ли подходящее выражение. Иногда мне кажется, что так оно и есть, но потом на Джуди что-то находит, и я снова ни в чем не уверен. Впрочем, если в этом мире есть что-то определенное, так это то, что Энн Уинфилд думает о вас.
— Энн — проститутка!
— Это далеко не точно. Фактически это более чем сомнительно. Но даже если так, неужели это имело бы для вас значение?
— В том-то и дело, что нет! Я без ума от маленькой шлюшки! Тем более, что, честно говоря, я не застукал ее занимающейся любовью с этой крысой Диливеном, хотя она и была в его уборной. Но с женщинами нужно держать ухо востро — скажешь им ласковое слово, и они загонят тебя в угол, откуда уже не выбраться. Кроме того…
Они вышли в коридор на дальней стороне сцены, возле лестницы, ведущей к уборным наверху.
— Кроме того, — с необычной серьезностью продолжал Бэрри Планкетт, — у меня самого могут быть неприятности. Я не зря спрашивал, занят ли еще расследованием лейтенант Спинелли. Если он по-прежнему думает, что я, стоя в кулисах, выстрелил из арбалета в нашу Снежную королеву, то быть арестованным за убийство — не слишком хороший подарок к свадьбе. Подождите здесь, старина, пока я принесу выпивку из моей уборной. Если кто-нибудь появится и будет приставать к вам с разговорами, пошлите его подальше.
Планкетт ушел, оставив Нокса около лестницы.
Из уборных на верхнем этаже доносились звуки продолжающегося веселья. Нокс никого не видел в коридоре, кроме трех человек, стоящих в противоположном конце у лестницы, ведущей к железной двери.
Один из них, как ни странно, был Лоренс Портер. Впрочем, тут не было ничего особенно странного. Вторым членом группы была толстая Кейт Хэмилтон, уже не в костюме Кормилицы, а в обычном платье и меховой горжетке — она что-то тихо и быстро говорила Портеру. Что касается третьей персоны, то грим леди Капулетти помог Ноксу опознать в ней Мэрион Гарб — квартирную соседку Энн Уинфилд, которая, несмотря на грим пожилой женщины, была, очевидно, гораздо моложе Энн. Две свидетельницы, обеспечившие Портеру надежное алиби. Ноксу казалось, будто рядом, как в тумане, мелькают другие лица: Джадсона Лафаржа, Конни, Джуди и — непонятно почему — мэра Дженкинса.
Кто же убийца?
Нокс стоял и напряженно думал.
В детективном романе виновным, скорее всего, оказался бы Лоренс Портер. Но будучи заподозренным и полностью оправданным, он был теперь даже не выше, а ниже подозрений — как в другом деле, раскрытом доктором Феллом.[133] Однако внезапный поворот событий разрушил бы его алиби; выяснилась бы причина, по которой Портер, ежемесячно получавший колоссальные суммы денег от отца из Кентукки, был вынужден сначала украсть драгоценности, а потом вернуть их. Забытый персонаж обернулся бы подлинным убийцей.
Нет, это не пойдет! Такой вариант слишком походит на романтическую версию, согласно которой Энн Уинфилд была дочерью Марджери Вейн. Конечно, в жизни случаются самые удивительные совпадения, но вся цепь событий никак не выстраивалась в подобном направлении.
Кроме того, как быть с методом? Независимо от того, атаковал ли убийца Марджери Вейн с передней или задней стороны ложи, как он мог заставить жертву повернуться спиной и ждать выстрела?
У Нокса было мало времени на размышления. Бэрри Планкетт спустился с большим графином, в котором, судя по всему, было очень много виски и очень мало содовой. Не подходя к группе в дальнем конце коридора, он громко крикнул:
— Кейт!
— Чем занят великий любовник? — откликнулось контральто мисс Хэмилтон.
— Ищу шанс для любви. Кейт, ты уже протрезвела?
— Я всегда трезва в меру. А что?
— У тебя есть часы?
— Смотри! — Она продемонстрировала левое запястье. — Думаешь, я не настолько трезва, чтобы сказать, сколько времени?
— Нет-нет, ничего подобного.