– Старуха это, должно, ваше благородие… необразованная!.. у соседев, значит, призаняла, для-ради Праздника… студенькю наварила, как я за дровишками в лесок отлучился… Сынок с войны пришел, для его!..
А Мутный в бородку фукнул, гаркнул, как становой-покойник:
– Впротокол составлю! Какой губернии-уезду? сколько овец-лошадей-коров? винтарю живого-мертвого?!..
"Куды добивается! – подумал Панкрат, – про капиталы-то забудет, может…"
И стал похрабрей хитрить:
– Вам бы, ваше благородие, к столику, под картинку… способней бы впротокол писать!.. Сын-то до ветру вышел, руку приложить некому…
А Мутный все, будто, понимает. Сидит – не подается, пальцем под лоханку тычет:
– По-чем лузга?!..
Стал было божиться Панкрат, да как поглядел к картинке… – ну, самый он… в лапе у зеленого зажат с мешочком! Рука и не подымается. Пошел отводить увертками:
– И как это вы, вашбродие, скрозь забор-то… не повредились?.. В окошечко хоть бы стукнули…
И кто же вы теперь будете, по каким пунхтам?..
А Мутный – пальцем в газетку, и прочитал, как Степан:
– …ан-тер… нализма!..
Прикинулся Панкрат, будто не понимает:
– Та-ак… А это чего ж такое?..
А тот и почал доказывать:
– Ор-ган для всего мира! Зажгем факелом весь свет!..
– Так-так… понимаем, ваше благородие… для све-ту!.. – закланялся-зашептал Панкрат. – Самые вы наши… эти… благодетели!.. яишенку не желаете ли, ваше благородие?..
Подманивал Мутного к столу, от уголка подальше, всех тараканов посбил. А сам все тужился – вспоминал: топор-то куда засунул?.. А Мутный перегнулся – и сует голову под лавку… – в самую-то бы пору топором!
– Крысы, ваше благородие, там… в морду даже цепляются… Кры-ыс у нас, вашбродие… полно подполье!..
И увидал: торчит топорище из подпечья! Потверже на ногах стал. А Мутный – носом под лавку, и говорит:
– Не будет пощады капиталам!
Панкрат ступил пяткой на топорище, сказал сурьезно:
– Вовсе пустой разговор. Нет у нас капиталов!
И будто у него пятка зачесалась. Присел, топорище схватил – и за спину!
– Какой веры будешь? чего испровергаете?.. Сказывай, какая новая вера?..
Мутный и замотался! Прихватил коленку, закорчился…
– Про человечество…
– Энто я знаю! – крикнул Панкрат, – откуда и голос взялся! – Не юли, черт рыжий… в Миколу веришь?!..
Да топором в угол и показал! Мутный скосился эдак, будто топора не видит, и усмехнулся – скрипнул, словно скорлупу раздавил:
– Пролета… реянта…
– А я в проли… тариянту не признаю! – взмахнул топором Панкрат. – У меня земля! Милиены нас, полна Россия!.. Прямо, руки за спину – и… троих в пролуби утопили!.. я стро-гай за вер-отечеству!.. я во какой стро-гай!.. – набирал Панкрат духу… – всех запутали-обманули?!.. Кто ты такой, покажь пачпорт?!..
Мутный сидит – не движет, и лицо его будто потускнело.
– Вер-оте-чествы нету?!.. – лез на него Панкрат, махался, и жуть брала. – У кажнаго… самый идол-поклонник… должна быть!.. Капиталы тебе подай?!.. Жечь?!.. Какой еще тебе свет жечь?! Кажный день пожары?!.. А это ви-дишь!.. – размахивал топором Панкрат…
А Мутный – хоть бы пошелохнулся!
– Чего у тебя в сумке?.. какие думки?!.. Покажь руки, черт Мутный!.. Белыи?!.. Лопатчонкой не ковырнул, а… зе-млю-у?!! про-цент тебе плати?! Въелся в загривок вошью… Па-чпорт, какого роду-племени?!..
Наваливался горой на Мутного, голову все искал. А головы и не видно! Вертелся под рукой Мутный, скрипел скорлупой – юлил, зеленым дымочком вился, не давался…
– Гло-тку… пере… гры… зу!.. – хрипел, продирался во тьме Панкрат, старался углядеть голову…
И углядел! В самый-то угол, под лоханку, забился Мутный, к заманной половице. Махнул Панкрат топором, стиснул глаза – и ахнул!..
– …топоры!.. – тяжко хрипел Панкрат на жаркой своей овчине, – да-вай… топоры… Ми… кола-а!..
– Панкрат, очунься!.. Го-споди, да очунься!.. – дергала его за ногу старуха. – Панкрат!?.
Мычал Панкрат, тыкался головой в овчину. Дышать нечем, язык запекло – терка теркой.
Очнулся, привстал, – темно. Хотел перекреститься – руку не слышит, занемела.
– Го-споди… огоньку бы… Душил меня, старуха, навалился…
– Перпужал как… Бужу, а ты и не чуешь… – закрещивала его старуха. – Все поленья пораскидал, горшки побил… дурашный!.. Лампадку, постой, затеплю…
– Фу… зажги… не продыхну… как испужался-то… С энтим все… Ух-ты, руку-то как я зашиб, не владаю… – хрипел Панкрат, – ох, водицы испить дай, старуха…
– Ат, дурашный… – жалела его старуха.
Свесил с припечка ноги, сидел – переводил дух. Ковш подала ему старуха, с ледниками, – вытянул полный ковш.
– Фу… маленько поотпустило…
– А чего видал-то?..
– Нехорошо видал… энтот приходил… топором его посек, будто?..
– Да ну!.. – всполохнулась старуха, закрестилась. – Царица Небесная… не сталось бы чего, Панкратушка?!..
– С картинки сошел… Топор где?..
– Да где… в подпечье, сам давеча поклал! А чего сошел-то?..
– Сошел-то… – опоминался Панкрат, потирая зашибленную руку. – Да за деньгами приходил, будто… добивался…
– За деньгами!!. – дернулась головой старуха.
– За деньгами… "Подавай капиталы"! Спасибо, топор попался… Где Степан?..
– Спит, где ж ему быть-то!.. А чего?..
– Спит?.. Вот чего… в риге закопаю…
– Как уж удумаешь… Время-то, незнамо чего жди…
– Топор, хорошо, схватил… отбился! Микола-Угодник помог.
– По-мог?!..
– Помог, явственно. Вместе, будто… одолевали…
– Матушка, Царица Небесная… – зашептала старуха, закрестилась.
Так до вторых петухов и досидели.
Декабрь 1917 г.
Москва