А вот злость с лёгкостью одолела Маргариту, растекаясь по жилам и закипая. Не будь рядом Олега — девушка набросилась бы на остатки мебели и разбила бы её до конца, позволяя эмоциям выплеснуться через край. Но пока возможности не было, как и моральных сил, и ей осталось только собрать все осколки в плед и всучить его Державину, повелев выкинуть содержимое в мусоропровод. Стоило Олегу выйти в подъезд, Рита осела на пол, делая несколько глубоких вздохов. Оставаться одной было жутковато, но, к счастью, ничего не произошло.
Взволнованный Державин присел рядом с Марго:
— Может, уйдём отсюда? Ты не в состоянии искать что-то. Но... Я уже готов поверить во всё и помочь тебе, — клятвенно пообещал Державин, и в голубых глазах мужчины заплясали искорки.
— Будто мне нужно было твоё одобрение, — криво ухмыльнулась Рита, поднимаясь на ноги. — Я тут вчера видела, что выставка открывается какая-то, можем заглянуть. Всё равно делать нечего... — и, подумав, добавила, — ...но от отсутствия работы я скоро начну деградировать.
— Не преувеличивай, тебе действительно нужен отдых, — мягко возразил Олег, и спорить Рита не стала. Может, и впрямь стоит отдохнуть.
Через пару часов, успев пройтись по парочке бутиков и притащив купленные шмотки в номер журналистки, Рита и Олег стояли в одном из залов музея, разглядывая картины.
— Сюрреализм несколько не моё, — признался Державин, но Рита не слушала его, неотрывно разглядывая полотна, полные тёмных и мрачных оттенков. — А у автора наблюдаются расстройства психики наверняка...
— У меня и классические портреты есть, и пейзажи даже, может, оцените? — мягкий голос раздался за спиной Риты, заставив ту подскочить на месте и судорожно обернуться. Юноша выглядел европейцем, однако мягкие черти лица и разрез глаз выдавали в нём азиатские корни, что заставило удивиться Маргариту: она ожидала увидеть из иностранцев в Калининграде немцев, поляков или ещё кого-то, но никак не китайца или японца.
— У Вас? — Олег вопросительно вскинул бровь.
— Позвольте представиться, Артур Филипповский, тот самый автор с расстройствами психики.
— Маргарита Розенберг, — холодно ответила Рита, протянув юноше руку.
— Рад знакомству, — Филипповский на мгновение застыл, желая было поцеловать руку журналистки, но решил просто крепко пожать её.
— Олег Державин, — представился следом Олег. — Да, я бы с удовольствием посмотрел на нечто более понятное и красивое лично для меня.
— Пройдите на второй этаж, — Артур едва заметно улыбнулся, махнув рукой на лестницу.
Олег направился туда, на мгновение обернувшись в сторону Риты, но та отрицательно качнула головой.
— Я подойду, хочу обсудить кое-что, — Маргарита прошлась по залу дальше, с непониманием уставившись на оставшегося на месте Артура. — За мной, — коротко приказала Розенберг.
— Попросите. Соблюдайте правила этикета.
— За мной, пожалуйста, — Рита сжала руки в кулаки, наблюдая, с какой неохотой Филипповский идёт следом. — Можно побыстрее? — уже накатывало раздражение, но на резкий тон девушки Артур только ухмыльнулся.
— Вы не имеете права приказывать. Никто Вам ничего не должен, госпожа Розенберг.
Рита замахнулась, намереваясь ударить наглеца, но вовремя опустила руку. Артур продолжал смотреть с тем же надменным видом, даже не дрогнув.
— Если вы пытаетесь меня напугать или посмеете ударить, то ничего хорошего из этого не выйдет, — с тем же безразличием бросил Филипповский.
Рита застыла с выражением глубочайшего непонимания, но тут же вернула привычное ехидство:
— Ударите в ответ?
— Женщин не бью, просто молча уйду, осознав, что Вы не в адекватном состоянии.
Розенберг заскрежетала зубами от злости: какого дьявола он вообще смеет говорить такое? Но девушку не то чтобы интересовала личность художника, повод уединиться был совершенно иной.
— Скажите, пожалуйста, как Вы писали эту картину и какова история её создания? — стараясь говорить как можно вежливее и даже позволив себе мило улыбнуться, Маргарита указала на одно из полотен. Разумеется, в жанре сюрреализма. Создатель изобразил глубину моря, заключённую в изображении плачущего кровью глаза. В качестве зрачка служило тело человека, застывшее в воде так, словно было распято.
— Если что, у меня всё в порядке с психикой, Маргарита, просто мне нравится мрачность в своих работах. Туда можно выливать негативные эмоции заодно, приходит чувство умиротворения и спокойствия. Именно поэтому я отношу почти все свои работы к сюрреализму, а не символизму: я не пытаюсь придать какой-то сакральный смысл и — Артура было невозможно смутить, и он продолжил: — Если приглядеться, то на дне радужки глаза можно увидеть руины. Они схожи с представлениями людей об Атлантиде, разумеется, не в её лучшие годы. Распятый Иисус в качестве зрачка, центра людских глаз. Через веру мы видим то, что не могут узреть другие.