— Ну, за тебя я не боюсь, — ответил господин Шлегер, — такие люди, как я, погибают, если у них нет возможности жить как следует, ну а такие, как ты, могут прожить и на льдине…
— Так-то оно так, — сказал ему Розенберг, — но я уже начал есть эту льдину, на которой, как вы изволили сказать, я проживаю.
— Ну иди, иди! — махнул на него гусиной ножкой Шлегер.
Весной 1934 года Шлегер спросил Розенберга:
— Как живешь, Розенберг?
— Никак, дорогой господин, я уже, кажется, съел всю льдину, на которой живу.
— Я нашел тебе работу. В зоопарке. Будешь ухаживать за дикими животными. Главный советник по звериным делам Флориан Вантцнер — мой друг. Можешь поденно ухаживать за львами, если, конечно, у тебя хватит храбрости.
— Хватит! — ответил Розенберг. — Почему бы и не хватить? Уже тридцать восемь лет вращаюсь я среди диких зверей, привык и знаю, как себя вести с ними. Хватит храбрости и для львов. А вам я премного благодарен, большое спасибо за доброту.
Вечером, раздеваясь, чтобы лечь в постель, Шлегер сказал жене:
— Нашел я для Розенберга работу.
— Где? — спросила жена.
— В зоопарке. У львов.
— Зачем тебе понадобилось помогать еврею? — заметила жена, освобождая расплывающееся тело от объятий корсета.
Со следующего дня Абриш Розенберг поступил поденщиком в зоопарк. А уже вечером от его одежды исходил запах диких зверей.
Детвора поджидала его прихода с работы, и Розенберг охотно делился своими впечатлениями. Вскоре на улице Мурани и в окрестностях такие слова, как лев, тигр, слон, жираф, стали совсем обычными. Детские уста произносили их, как названия домашних животных; Розенберг давал богатую пищу фантазии детворы городских окраин. О синем пятне, появившемся у него под левым глазом, он сказал небрежно: «Ерунда, это — лев…» Однажды, вернувшись домой с завязанной рукой, объяснил ребятишкам: «Пустяки, маленькие разногласия с тигром…»
Слава Абриша Розенберга росла не по дням, а по часам. Он стал человеком, состоящим в дружеских отношениях со львом, леопардом и другими мировыми знаменитостями! И каждого из них называет по имени. Это уже не шутка!
В одном доме с Розенбергом жил токарь Ференц Чуторка с сыном Яни, который пользовался уважением среди юных обитателей улицы Мурани. У него был умный взгляд, сильные руки и кроткий характер. Там же жил и племянник Абриша Лаци Розенберг — мальчик на побегушках в бакалейной лавке Штампы. У него глаза были красные, как у кролика, что зависело от пожиравшего его внутреннего огня, но, может быть, и от хронического воспаления слизистых оболочек, а скорее всего от обеих этих причин, вместе взятых. Всякие маленькие события или новости, проходя через фильтр Лациного воображения, загорались ярким светом и становились «невероятными, сенсационными, огромными».
Ребятишки всего района собирались вокруг Яни Чуторки. Улицы Мурани, Петерди, Гараи и другие посылали своих юных героев к Яни.
Мы можем сообщить лишь краткие сведения о деятельности этих ребятишек, о кипящих среди них страстях, возбуждаемых и поощряемых и Чуторкой и Лаци Розенбергом. Мы не имеем возможности привести полный список, укажем лишь несколько человек исключительно для исторической достоверности и для сохранения их имен для потомства. Долговязый Дьёзё Вахмата, веснушчатый Арпад Кленач, Лайош Гунко с кривыми ногами, щупленький Петер Шеймеш, Акош Кун (по прозвищу Карась), всегда морщивший лоб Фери Шён, красноухий Корнел Гимпл, прожорливый Пети Чобрихт, умный Шандор Зюрнер, хитрющий Эде Греветич, здоровяк Геза Шретер, смешливый Аттила Шраммельбахер, Мор Неуфельд (по прозвищу Кукуруза) и многие другие. Все они наподобие древних героев прибавляли к своим именам прозвища.
Яни Чуторке было тогда тринадцать лет, и он очень любил помечтать. Но самой страстной, а одновременно и самой реальной его мечтой стал зоопарк. Он мог часами вертеться у входа в это святилище, охраняемого двумя огромными каменными слонами, подозрительно смотревшими на входящих своими косыми глазками и уже протянувшими огромные каменные хоботы, чтобы схватить всякого, не принадлежавшего к «сливкам общества» мальчика, который осмелился бы переступить семидесятифиллеровый порог зоорая.
Одному небу известно, каким страстным желанием посещать зоопарк был охвачен Яни: это была настоящая страсть, непреоборимая, всеобъемлющая. Ничего так не желал Яни всем своим мечтательным сердцем, как снова и снова видеть огромного слона, скалящих зубы львов (которые, пожалуй, никогда и не скалили зубов), лениво потягивающихся тигров и своих любимиц — мартышек, ну, конечно, и бегемотов, двое из которых уже пятнадцать лет как ослепли и все время только и делали, что разевали рты; дети бросали им прямо в пасть огромные куски хлеба, а мальчики побогаче так даже и яблоки.