— И вы ничего не предпринимаете?
— Ничего. Когда она наворует у меня достаточно, я выкрадываю у нее все обратно.
Вечером после юбилейного празднества господин Ковач пристально разглядывал раздевающуюся жену. Хотя он и знал, что его супруга не принадлежит к той же категории женщин, что Грета Гарбо, но все-таки с самодовольством частного собственника уставился на круглую подвязку жены, сдерживающую чулок у колена.
Оба они ухмылялись глупо и смущенно, так как считали любовь несерьезным занятием. Но в конце концов двойной юбилей основания магазина и бракосочетания является вполне убедительным поводом для того, чтобы позволить себе некоторые вольности.
Улегшись в постель, они долго разглядывали золотую цепь.
— Прекрасная вещь! — сказала жена. — На самом деле прекрасная. И какая тяжелая! Сколько граммов?
— Много, — ответил муж и удовлетворенно почесал волосатую грудь.
— Какой пробы? — спросила опять жена.
— Высокой… — ответил муж и прищурил глаза.
Жена долго еще рассматривала золотую цепь, а муж рассматривал жену.
У госпожи Ковач никогда не было личной собственности, зато у нее были свои привычки. Одна из них заключалась в том, что, отправляясь на сон грядущий, она всегда смотрела на цветную фотографию, подаренную ей супругом в те дни, когда он был еще женихом. На портрете в золотой рамке господин Ковач был запечатлен в торжественной позе у круглого стола, с тростью и цветком в руке. Однажды, это было лет десять назад, госпоже Ковач пришло в голову, что, лежа в постели под таким снимком, нельзя и подумать об измене мужу. Небесно-голубые глаза Ковача победоносно смотрели с портрета, подчеркивая мужское превосходство их обладателя. Жена уважала этот взгляд, говоривший ей о добродетельной жизни мужа. Вообще же она больше любила копию, чем оригинал. Господин Ковач уже давно из мужа стал просто спутником жизни. А с фотографии на нее смотрел совсем другой мужчина: он не плевал в носовой платок, не ругал по целым дням трамвайное движение, не ворчал, получая счета за газ и всякие иные, у него не пучило живот, даже если он ел шпинат, и он не вскакивал по ночам из-за приступов астмы.
Этот голубоглазый, тщательно отретушированный под добродетель мужчина, красовавшийся в костюме со стоячим воротничком перед колоннами, которые, по мнению фотографа, должны были изображать ионический и дорический стили сразу, на самом деле производил впечатление воинственного петуха.
На другой день после юбилея было воскресенье, и госпожа Ковач, надев на шею золотую цепь, гоголем прошлась по улице Петерди.
— Не правда ли, красиво? Что вы об этом скажете? Пятьдесят граммов! Семьдесят граммов! Червонное золото! Бог ты мой… Он ведь обожает меня… Замечательный муж… мы живем с ним, как пара голубков… И вы знаете, я всегда мечтала именно о такой цепи, такой массивной, по-настоящему солидной золотой цепи. Мне никогда не нравились эти тоненькие цепочки, годные лишь для медальонов, как у девушек, идущих к первому причастию…
Чем больше знакомых встречала госпожа Ковач на улице, тем больше становился вес ее цепи, выраженный в граммах.
Госпожа Ковач наслаждалась всеобщим восторженным удивлением, окружавшим ее золотую цепь. Даже совсем мало знакомые люди оборачивались ей вслед: в этой золотой цепи, обвившейся вокруг шеи, все видели символ упорядоченной обывательской жизни, пунктуальную уплату по всем счетам, апофеоз морали, согласно которой каждая работа дает свои плоды. Эта золотая цепь и внешне и внутренне определяла представление госпожи Ковач о мещанском «жизненном идеале».
Вся улица задалась теперь лишь одной целью: мясник намеревался подарить своей жене такую же цепь, бакалейщик тоже, а москательщик хотел купить еще более дорогую, но это только потому, что он изменял жене. Он отлично знал, что измена стоит денег. Именно таким образом юбилейный подарок стал символом!
Один лишь господин Ковач скромничал, когда разговор заходил о золотой цепи. С каким-то нервным беспокойством отметал он от себя пересуды, волнами расходившиеся во все стороны от подаренного им жене золотого ожерелья.
— Не стоит толковать об этом, — говорил он, покачивая головой. — Как можно так много болтать о какой-то цепи? Это обыкновенная цепь, и все.
Он избегал дальнейших разговоров на эту тему.
Госпожа Ковач надевала свое ожерелье только в исключительно важных случаях, а остальное время цепь покоилась в выложенном ватой футляре. Но люди знали, что цепь существует, что лучи ее нимбом обывательского благополучия сияют над обычно растрепанными волосами госпожи Ковач.