Кибернетик остановился, ему сделалось трудно дышать; чтобы не упасть, он опёрся рукой о край металлического стола. Вторую руку Владислав любовно положил на свой живот: мембрана брюшных мышц заметно вибрировала, внутри живота происходили бойкие пертурбации.; личинка номер одни активно пёрла наружу, по всей видимости, ей более не терпелось. "Ну что ты, малышка, тише... тише..." - успокоительно говорил Людцов, с нежностью поглаживая вибрирующую мембрану живота. Но тщетно, личинка продиралась сквозь состав человека, она постепенно входила в раж - срок беременности Владислава иссяк, его час пробил. В это время он и любил свою "доцю" и люто её ненавидел. "Неужели всё, - со звериною тоской подумал кибернетик, - всему на свете, всему что есть - всё". Личинка в его утробе явно шла в разнос, она била Людцова изнутри, надев тугие боксёрские рукавицы. И каждый новый удар становился всё ощутимей, весомей, массивнее - рёбра не выдерживали. Кто-то изнутри пользовался Владиславом, как боксёрской грушей, и этот кто-то, по всей вероятности, обладал навыками, как минимум, мастера спорта по рукоприкладству. Трудно было представить что "малеча", его любимая дочурка, могла развить такую силу удара. Грудная клетка трещала, расползаясь по швам, словно сшитая гнилыми нитками; ещё несколько внутренних апперкотов и она разлетелась бы к чёртовой матери. Так это же обо мне, это же я, я и есть притча во языцех, пресловутая чёртова матерь - небезызвестная мать чёрта. И Людцов, не в силах более держаться, закричал от адской боли, заорал, как роженица, чувствую что всему на свете - ВСЁ. Кирдык.
И в этот момент металлический пол под ногами зашевелился, заворочался как будто спросонок: "Экзис" проснулся и теперь потягивался всеми косточками своих конструктивных элементов. Дрожь пронзила звездолёт от макушки до пяток. Корабль колоссально вздрогнул точно от подземного толчка. Все нестационарные предметы обстановки стронулись со своих мест и дружно подвинулись в одну сторону. Не прикреплённые тележки опрокинулись, из лабораторных шкафов звенящей радугой низринулась стеклянная посуда. Вторично тяжёлый гул прошёлся по всему корпусу звездолёта, задрожали все до одной переборки. Потом ещё одни удар сотряс конструкцию космического аппарата, несколько сот тысяч тонн металла заходили ходуном, несущие стойки начали прогибаться, словно сделанные из пластилина. Что это: землетрясение? Или Маман, окончательно рехнувшись, в приступе маразма, сама, без отмашки кибернетика, запустила многострадальный протокол самоуничтожения? Владислав уже ни в чём не разбирался: он, насилуемый изнутри, орал от физического унижения, а вокруг него, буквально на глазах, величественно распадалась громада звездолёта. "Экзис" помпезно разваливался на куски.
Единым махом сорвало несколько верхних ярусов конструкции и Людцов, подняв голову, увидел над собой, похожий на выбритую подмышку, нежнейший, небесно-голубой свод. Только что над ним довлели десятки и десятки метров стальных секций, толстенный слоёный пирог надстроек и вдруг - свод небесной голубизны. Находясь на этой планете, Владислав ещё никогда не видел такого чистого, такого дальнозоркого неба; на его фоне, поднятые неведомой силой, беспомощно кувыркаясь, пролетали пошловатые чёрные фигурки ксеноморфов. Чужие, точно стая разлапистых птиц, отлетали на юг. Словно маленькие бумеранги свастик они гадко проносились небом, исчезая в чистом и голубом. И среди них одна особенно большая и мерзкая свастика: крутясь и безобразно переворачиваясь, как будто угодив в воздушную воронку циклона, она пропадала в ясную неизвестность - матка всех ксеноморфов. И тут же множество больших белых листов бумаги запорхало в воздухе, хлопая голубиными крыльями. Здесь тебе и Ева вышедшая на индейскую тропу войны - безотказная машинерия убийств; здесь и Ева в обрамлении цветущих, вишнёвых деревьев - напудренная японская гейша, на чьём лице не осталось живого места от белил; и опять она в образе кургузого украинского чёртика, устраивающего фольклорный кавардак в канун Рождества; и снова Ева, только не этот раз в более серьёзном историческом амплуа: в повидавшем виды, железном шоломе страшного спартанского гоплита. И так далее и тому подобное. Множество эскизов, взметнувшись вверх, опадало в замедленном танце.