В тени между стволами стояла фигура. Низко опущенная голова, длинные руки, по шее — тонкая серебристая нить, такая же, как та, что выпала из книги Марты.
— Кто это? — выдохнула я.
— Не смотри ей в лицо, — быстро сказал Лукас и схватил меня за руку. — Просто иди.
Но я уже видела — под лунным светом в глазах этой фигуры что-то шевелилось, как вода в пруду.
Мы двинулись назад, но фигура шагнула за нами.
— Лукас… она идёт.
— Знаю.
Он потянул меня прочь, почти бежал, пока мы не вернулись к саду. Лишь на границе деревьев он остановился, и только тогда я заметила, что ночная «трещина» на фасаде пансионата исчезла.
— Что это было? — спросила я, пытаясь перевести дыхание.
Он посмотрел в сторону леса, где уже не было ни движения, ни тени.
— Та, что не должна быть здесь, — тихо сказал он.
Мы вошли в пансионат так, будто за нами захлопнулась дверь чужого мира. Воздух внутри был другим — теплее, суше, но казалось, что он давит на грудь сильнее, чем ночная тьма.
Лукас не отпустил мою руку сразу. Он медленно провёл пальцами по моему запястью, будто проверяя, всё ли на месте, и только потом сказал:
— Сядь.
Я опустилась на диван у окна. Он прошёлся по комнате, остановился у камина, где уже догорали угли, и достал из внутреннего кармана что-то маленькое.
Это была такая же серебристая нить, как та, что выпала из книги Марты. Тонкая, почти прозрачная, но в свете огня она пульсировала бледным свечением, будто внутри текла жидкость.
— Ты думаешь, это просто украшение? — спросил он тихо. — Нет. Это привязка.
— Привязка… к чему?
— К месту. К дому. К… тем, кто в нём. — Он держал нить на ладони, и она, казалось, чуть дрожала, словно реагируя на слова. — Если человек носит это, он… больше не может уйти. Даже если захочет.
— Это… Марта? — я сглотнула.
— Не только она. — Он поднял взгляд, и в нём было то, чего я не видела раньше: тревога, смешанная с решимостью. — Кто-то «вяжет» таких, как она, к пансионату. И делает это не ради красоты.
Я почувствовала, как холод пробежал по позвоночнику.
— А я? — спросила я. — На мне нет такой нити… значит, я могу уйти?
Лукас медленно подошёл и присел напротив.
— Ты уверена? — Он сказал это так, что у меня пересохло во рту. — Иногда мы носим её, не видя.
Я снова вспомнила фигуру в лесу. Серебристую нить на шее. И то, как её глаза шевелились, как вода в пруду.
— Нужно поговорить с Мартой, — сказала я.
— Я и сам хотел это предложить. — Он кивнул. — Но она уже не та Марта, что была утром.
Снизу послышался мягкий стук — как будто кто-то осторожно закрывал дверь, стараясь не привлекать внимания. Лукас быстро встал.
— Пошли. Пока она сама нас не нашла.
Глава 5
Утро началось с серого света.
Такого, который не бодрит, а словно укладывает обратно в постель, нашёптывая: «ещё немного». Я всё же поднялась — слишком много вопросов бродило по голове после ночи, и сон, даже если бы пришёл, был бы пустым.
Внизу, в столовой, было почти тихо. Несколько человек лениво пили чай, кто-то читал газету, кто-то крутил ложку в чашке, глядя сквозь стены. Дядя Эдвард уже уехал по делам, Лукас, как я предполагала, исчез ещё до рассвета.
Я взяла кружку кофе и вышла в сад. Там, за дальними кустами жасмина, был небольшой каменный дворик, который я раньше обходила стороной — слишком пустынный. Но теперь там кто-то сидел.
Девушка.
Сложенные ноги, холст на коленях, и в руке — тонкая кисть.
Её волосы были почти белыми, и солнечный свет пробивался сквозь них, как сквозь туман. Лицо — узкое, с чёткой линией скул, а глаза… глубокие, цвета мокрого камня.
Я подошла ближе, и она, не поднимая головы, сказала:
— Не двигайся.
Я замерла.
— Я… просто хотела… — начала я.
— Тише. У меня есть ровно пять секунд, пока свет ложится правильно.
Она ловко провела несколько штрихов, потом опустила кисть и, наконец, посмотрела на меня. Улыбка была лёгкой, но такой, что хотелось остаться.
— Всё. Можно дышать, — сказала она и положила кисть в баночку с водой. — Ты Амалия, да?
— Да. А ты…
— Одри, — она кивнула. — Я здесь рисую для себя. Хотя некоторые думают, что для кого-то. Но это неважно.
Я осторожно присела на каменную скамью напротив. Её холст был… странным. Это был сад пансионата, но цветы были неестественно бледными, трава — серебристой, а в тени между деревьями угадывались смутные силуэты людей. Не лица, не фигуры — просто намёки, тёмные пятна, которые почему-то притягивали взгляд.
— Красиво, — сказала я, но в голосе моём было больше вопроса, чем утверждения.
— Это не красиво, — мягко возразила Одри. — Это просто то, что я вижу.