— Присаживайся, Амалия, — дядя кивнул на место рядом с ним.
Я села, и в этот момент заметила, что между Лукасом и Эдвардом натянулась тонкая нить. Они не смотрели друг на друга прямо, но каждое слово, казалось, готово было зацепить.
— …мы договаривались, — сказал Эдвард негромко, но в голосе звенела сталь.
— Договаривались о многом, — ответил Лукас, ковыряя вилкой в тарелке, будто тема его не касалась. — Но время меняется. А с ним — и правила.
— Есть правила, которые не меняются, — отрезал Эдвард.
Я перевела взгляд с одного на другого, чувствуя, как разговор уходит куда-то вглубь, в слова, которых я не знаю.
— Не все согласны их соблюдать, — Лукас наконец поднял взгляд. — Даже те, кто их придумал.
Эдвард медленно поставил бокал на стол. Лёд в его взгляде мог бы остановить пламя свечи.
— Осторожнее, Лукас.
— Это совет или предупреждение? — губы Лукаса дрогнули в почти невидимой усмешке.
В комнате стало тихо. Даже приборы перестали звенеть — остальные обитатели пансионата, кажется, сделали вид, что обсуждают что-то другое, но уши у всех были направлены к центру.
— Предупреждение, — ответил дядя. — И последнее.
Они замолчали. Ели медленно, будто проверяя друг друга каждым движением.
Я чувствовала себя лишней в чужом диалоге, в котором каждая фраза имела второй смысл. Но спросить прямо — означало бы влезть в их неписаные дела. А я не была уверена, что хочу знать.
Когда ужин подошёл к концу, Лукас отодвинул стул, чуть громче, чем нужно, и поднялся.
— Мне нужно… воздухом подышать, — сказал он, но в голосе сквозила насмешка. Не к нам, а к Эдварду.
Дядя даже не пошевелился.
Лукас вышел в сторону задней двери, в сад. Я дождалась, пока за ним закроется дверь, и поднялась, стараясь сделать вид, что просто иду в свою комнату. Но, свернув в боковой коридор, я выбрала путь к саду.
Ночь встретила меня прохладой и тихим шорохом листвы. Луна висела низко, серебряная, и подсвечивала тропинку. Вдалеке я заметила фигуру Лукаса — он шёл быстро, почти не касаясь земли.
Я шла следом, стараясь держаться в тени кустов. Ветер приносил отрывки его слов — он говорил с кем-то. Но никого рядом не было.
— …это слишком рано. Она ещё… — пауза, тихий смех. — Да, я знаю, что будет дальше.
Я замерла. Вокруг было пусто. Ночь стояла тихая, только далёкий шелест воды от фонтана.
Лукас вдруг остановился. Его силуэт обернулся в мою сторону, и я почувствовала, как сердце сжалось. Но он не подошёл. Вместо этого сделал пару шагов в сторону старой беседки — и исчез в темноте, словно растворился в воздухе.
Я медленно подошла к месту, где он стоял. На земле блестела тонкая серебристая нить. Та самая, что я уже находила.
И в этот момент я поняла — этот спор за ужином был не просто словами. Между ними шла какая-то игра, и я оказалась в её центре, даже не зная правил.
Я стояла, глядя на серебристую нить в траве, и в голове стучала мысль: не иди туда.
Но ноги сами сделали шаг, ещё один… и я уже шла к беседке.
Луна подсвечивала путь, но чем ближе я подходила, тем гуще становился мрак. Казалось, деревья намеренно сомкнули ветви, чтобы спрятать то, что там происходит.
Я заглянула внутрь.
Лукас стоял спиной ко мне, но его силуэт был другим. Слишком неподвижным. Его голова была чуть склонена, и в руках он держал кого-то — худую девушку в сером платье, одну из горничных. Она казалась обмякшей, но не без сознания — губы её дрожали.
И тогда я увидела. Лукас склонился к её шее. Движение — резкое, точное. Его плечи напряглись, пальцы сильнее сжали девушку. Она тихо застонала… и затихла.
В воздухе стоял странный запах — металлический, густой. Я уже чувствовала его в коридоре после кабинета Эдварда. Теперь знала — это был запах крови.
Лукас поднял голову. Луна выхватила из темноты его лицо. На губах блеснула алая тень, глаза сияли странным, нечеловеческим светом.
Я отшатнулась, но в этот момент он обернулся полностью.
— Амалия, — сказал он так тихо, что я едва услышала. Ни упрёка, ни злости в голосе не было. Только… что-то вроде предупреждения.
Я застыла, как загнанный зверёк. Сердце билось так громко, что, казалось, оно выдаст меня.
— Это… не то, что ты думаешь, — продолжил он, отпуская девушку. Та, шатаясь, отошла в сторону, словно во сне. — Уходи.
Его взгляд пронзал меня насквозь, но я не могла двинуться.
— Амалия, — он шагнул ко мне, — иди. Сейчас.
Я развернулась и побежала. Сквозь сад, по тропинке, мимо ржавых качелей, мимо фонаря. И только в своей комнате, заперев дверь на ключ, я позволила себе вдохнуть.