Райан уже вытаскивал телефон из кармана, но тут вдалеке зазвучал скрип старых дверей, который заставил меня вздрогнуть. Сердце пропустило удар.
— Кто-то еще здесь? — спросила я, оглядываясь по сторонам.
Тени сгущались, и казалось, что даже воздух наполнился холодом.
— Быть может, мы встряли в то, что не должны были трогать, — тихо произнес Райан.
Одри уставилась в темную воду, глаза её блестели от слёз и страха.
Тело девушки покачивалось на воде, едва заметно, как будто само прудное зеркало пыталось её удержать, усыпить. Волосы расползались по поверхности, словно длинные водоросли, танцующие в бесконечном медленном вальсе. Белое платье впитывало холод, тонуло вместе с ней в тёмной глубине. Грудь едва поднималась и опускалась в ритме, который казался чуждым и чуждым мне.
Луна отражалась в воде, искрилась и трескалась в тончайших каплях, разбитых ветром. Свет ломался и скользил по коже, по волосам, по тонкой цепочке, что звенела возле её шеи — та же, что я видела раньше, теперь почти сливалась с водой, как невидимая нить, связывающая её с этим миром.
Я смотрела на неё и не могла оторвать глаз, как будто в этом движении, в этом зыбком отражении скрывалось что-то важное — что-то, что мне предстояло понять, но пока ускользало.
Одри схватила меня за руку, холод её пальцев как удар напомнил, что мы здесь, что это — реальность, а не сон. Но я всё равно не могла отвести взгляда.
В этом мгновении вода стала не просто водой, а границей, между жизнью и чем-то другим — тишиной, забвением или чем-то ещё. Всё вокруг будто затаило дыхание.
Глава 11
Мы медленно вошли в пансионат. Дверь закрылась за нами с глухим стуком, и сразу в воздухе повисла тяжесть, словно сама тьма накрыла этот дом. В коридоре пахло старой древесиной и сыростью — запах, к которому я уже начала привыкать, но сегодня он казался особенно удушающим.
Из глубины здания неожиданно выскочил дядя Эдвард. Его лицо было серьёзным, в глазах читалась тревога и усталость. Он быстро подошёл ко мне, словно боясь, что я могу рухнуть от увиденного.
— Амалия, мне очень жаль, — тихо сказал он, стараясь контролировать голос, — что тебе снова пришлось столкнуться с такой трагедией. Ты в порядке?
Я едва кивнула, пытаясь скрыть дрожь в теле. В этот момент в коридор вошли люди в чёрном — непонятно, кто они. Их лица были закрыты масками, и движения — чёткие и профессиональные. Они быстро подошли к телу девушки, осторожно завернули его и, не говоря ни слова, вынесли из пансионата. Никто из постояльцев не пытался остановить их или выразить какую-либо эмоцию. Казалось, для них это — просто ещё одна история, привычный эпизод из долгой жизни пансионата.
В комнатах за стенами слышались тихие разговоры и лёгкие шаги — жизнь продолжалась, будто ничего не случилось. Мой взгляд задержался на пустом месте у пруда, и я поняла, что здесь все привыкли к теням и тайнам, скрывающимся в каждом углу.
Дядя Эдвард снова посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнула старая, немая тревога, которую он так старался не показывать.
— Если тебе что-то нужно — скажи.
Я кивнула, чувствуя, как внутри что-то сжимается — страх, грусть и нечто необъяснимое, что только начинало пробуждаться во мне.
Дядя Эдвард тяжело вздохнул и, не отводя от меня взгляда, прошёл к камину. Он вытащил из небольшой винной полки бутылку и налил в бокал красного вина — цвет густой крови, которая всё ещё жила в памяти.
— Ты хочешь? — спросил он, протягивая мне бокал. Я отмахнулась, не в силах даже притронуться.
Он взял бокал в руки, пальцы слегка дрожали. Солнце давно скрылось за горизонтом, и только огонь камина пробуждал тени на стенах, оживляя их в танце.
— Сложный день, — тихо сказал Эдвард, глядя в пламя. — Такие ночи будто выжимают из тебя последние силы.
Я села на кресло, пытаясь найти слова. Сердце ещё колотилось, мысли путались, но дядя не торопился, позволяя тишине заполнить комнату.
В коридоре прошла Одри, тихо ступая в своей домашней тунике. В руках у неё была керамическая кружка, из которой поднимался тонкий дымок — ромашковый чай.
— Я решила заварить тебе немного чая, — сказала она, заглянув в комнату с мягкой улыбкой. — Он успокаивает.
Эдвард кивнул в знак благодарности, а я почувствовала, как внутри всё немного потихоньку оттаивает.
— Что теперь? — спросила я, наконец.
Дядя повернулся ко мне, его глаза, казалось, пронизывали меня насквозь.
— Теперь... нам нужно держать всё под контролем, — сказал он и отпил из бокала. — Такие события не должны повторяться. Пансионат не место для трагедий. Но, к сожалению, это место помнит гораздо больше, чем мы хотели бы.