Её трясло.
— Что случилось? — Лука подошёл первым, осторожно.
— Там… в пруду… — прошептала она, указав в сторону воды. — Кто-то… там кто-то есть.
Я резко обернулась. Пруд был в тени, тёмный, как зеркало в закрытой комнате. Мы побежали. Я не помнила, как ноги несли меня, как ветки царапали кожу, как сердце билось в горле.
Тело. Оно плавало лицом вниз, в платье, с распущенными волосами, как водоросли. И в тот момент что-то щёлкнуло во мне — резко, болезненно, необратимо.
— Останься здесь, — сказал Лукас и бросился в воду.
Я не осталась. Я подбежала ближе, на коленях. Вода была чёрной, но на её поверхности блестела цепочка. Та самая. Та, что была на девушке, которую я вчера видела у окна — в отражении.
Он вытащил тело. Девушка была без сознания, но жива. Он дышал тяжело, лицо его было испуганным. Он впервые выглядел неуверенным.
— Кто это?.. — прошептала я.
Лукас посмотрел на меня, нацепив маску равнодушия, которую я уже начинала распознавать.
— Та, кто не должна была быть здесь.
— Что происходит?
Он не ответил.
Позади нас всё ещё стояла Марта. Бледная, сжатая, как сложенная вдвое салфетка. Она что-то шептала, почти беззвучно, и прижимала к груди книгу — ту самую старую, с кожаным переплётом, которую никогда не выпускала.
— Она говорила с кем-то, — вдруг сказала Марта, почти не двигая губами.
Мы обернулись к ней.
— Что?
— Я слышала. Перед тем как закричать. Там, у воды. Она разговаривала. Как будто кто-то был там... но я никого не видела.
У меня по спине побежали мурашки. Я посмотрела на воду. На цепочку, которая всё ещё блестела в камышах.
— Ты уверена?
Марта кивнула.
— Она спрашивала: «Почему ты зовёшь меня?» А потом просто… пошла.
— Зовёт? Кто зовёт? — спросил Лукас. Он напрягся весь, как натянутая струна.
— Не знаю. Но это звучало… будто не в её голосе. Будто кто-то говорил через неё.
Мы несли девушку в пансионат вдвоём — он держал за плечи, я за ноги. Она была лёгкая, как тряпичная кукла, и всё время казалось, что вот-вот снова исчезнет в себе.
Когда мы вошли внутрь, тишина пансионата ударила по ушам. Лестница скрипнула. Старая люстра покачнулась от сквозняка. Воздух стал вдруг плотным, каким-то сыроватым.
— Эдвард дома? — спросила я.
— Да. Он должен быть в кабинете. Я сам отведу её.
Я кивнула, и только когда он скрылся в коридоре, позволила себе выдохнуть.
Пальцы дрожали. Колени налились ватой. Сердце стучало — всё ещё слишком громко.
«Та, что не должна быть здесь».
Эта фраза врезалась в меня, как лезвие. Кто здесь должен быть, а кто — нет? Я тоже не должна?
Я поднялась по лестнице, медленно, будто бы ступени были зыбкими. В коридоре было темно — лампы включались через одну. Пахло старым деревом и пылью, и ещё — чем-то металлическим, резким.
В комнате я обняла себя за плечи.
Лукас появился минут через десять. Я услышала его шаги ещё до того, как он постучал.
— Эдвард занялся ею. Он позвал врача. Всё будет нормально.
— Ты уверен?
— Не знаю, — честно сказал он.
Я обернулась к окну. Солнце уже ушло за лес, небо налилось тяжелой сединой.
— Это был не просто случай, да? — Я сказала это шёпотом. — Она будто… как во сне.
— Ты знаешь, что ты тоже часто выглядишь так? — тихо сказал он.
Я резко повернулась.
— Что?
— Когда ты смотришь в никуда. Когда ты отворачиваешься и будто слушаешь то, что не говорят вслух. Ты не замечаешь… но я вижу.
Я сглотнула.
— Может, я просто думаю.
— Может. Но здесь, — он провёл ладонью по воздуху, — мысли звучат иначе.
Мы молчали.
И вдруг — всё оборвалось. Где-то в пансионате раздался треск. Стекло. Громкий удар. Я вскочила.
— Что это было?
— Снизу.
Мы рванули вниз по лестнице. Звук шёл из боковой галереи. Дверь в одну из пустующих комнат была открыта настежь.
На полу — осколки зеркала.
И в центре комнаты — та самая цепочка.
Но девушки уже не было.
Я замерла в дверях. Холод пронзил до костей — не от сквозняка, не от страха. От знания, которое ещё не успело оформиться в слова, но уже разрасталось внутри, как яд.
— Но... — выдохнула я, — как? Мы же отнесли её…
Лукас обошёл меня, осторожно ступая по битому стеклу. Он наклонился, поднял цепочку. На его лице снова появилась та маска — равнодушная, но теперь… со щербинкой.
— Она не могла встать, — сказала я. — Она едва дышала. Ты видел.
— Видел, — отозвался он, не глядя на меня. — И всё же… её здесь больше нет.
Я шагнула внутрь. В отражении разбитого зеркала комнату разносили сотни углов, искривлённых и жутких. В каждом — я. В каждом — что-то чужое рядом со мной. Я вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть.