— Она умерла? — спросила я, зная, что боюсь ответа.
— Нет, — Лукас поднял на меня глаза. — Она исчезла.
— Ты можешь уже, наконец, нормально объяснить?! — Слова сорвались сами. — Что, чёрт возьми, происходит в этом доме?! Кто она? Кто ты? Почему я всё это вижу? Почему это вообще со мной происходит?!
Я говорила всё громче, почти кричала, а он — молчал. Даже не пытался меня перебить. Только стоял с этой чёртовой цепочкой в руке и смотрел, как будто… смотрел в последний раз.
— Ты не хочешь знать, Амалия, — сказал он тихо.
— Поздно. Я уже знаю.
Я подошла ближе и вырвала цепочку у него из рук. Она была тёплой, будто кто-то только что носил её на теле. Меня передёрнуло.
— Ты сказал — «она не должна была быть здесь». Кто решает, кто должен?
Он замялся. И всё же ответил.
— Пансионат не совсем обычный. Это… место, где сходятся пути. Некоторые сюда попадают не случайно. Некоторые — совсем не должны были.
— А я?
Он медленно покачал головой.
— Я не знаю.
— Великолепно, — выдохнула я и отвернулась. Сердце стучало в висках, язык был сухим. — Значит, тут кто-то тонет, исчезает, ломает зеркала, разговаривает с невидимыми — а вы все ведёте себя так, будто это просто среда. Безумная, сука, среда.
— Амалия…
— Нет! — Я обернулась. — В доме происходят странные, ужасные вещи! И ты даже не удивлён!
Он отвёл взгляд. Я впервые увидела в нём не безразличие, а вину.
— Ты многое начнёшь понимать, — сказал он. — Но это не сделает легче.
— А что сделает? — прошептала я.
Он молчал. Потом шагнул ко мне, медленно, будто опасался, что я убегу. Не убежала. Я стояла, сжимающая цепочку, как оружие.
— Ты не одна, — сказал он. — Есть те, кто здесь по-настоящему. Кто будет рядом. Я один из них.
— Это ты так утешаешь?
— Это я так обещаю.
Мы разошлись практически сразу. Остаток вечера я не выходила из комнаты. Образ девушки в пруду не выходил из моей головы. Но хуже всего понимание , что она в таком состояние где-то бродит ужасало меня.
Дядя Эдвард зашёл в комнату неспешно, словно придумывал каждый шаг. Его каблуки мерно стучали по старому паркету, и этот ритм почему-то раздражал. Он закрыл за собой дверь, как будто боялся, что кто-то подслушает.
Я сидела в кресле у окна, обхватив колени руками. Лукас стоял чуть поодаль, прислонившись к стене.
— Ну? — мой голос сорвался на полуслове, и я тут же поняла, что звучит слишком резко. — Что это было?
Эдвард поднял на меня взгляд, и в этих тёмных, чуть усталых глазах не было спешки. Только холодная, почти врачебная внимательность.
— Случайность, — произнёс он так тихо, что слова едва добрались до меня.
— Случайность? — я вскочила. — Девушка чуть не утонула! Марта видела, что она с кем-то говорила, а потом… как будто сама пошла в воду.
— Пансионат — старое место, — он говорил спокойно, но я чувствовала, что за этой спокойной оболочкой что-то шевелится. — Здесь все ведут себя странно, когда не знают правил.
— Какие, к чёрту, правила? — в голосе дрогнула злость. — Почему вы всё время говорите так, будто мы должны догадаться сами?
Эдвард на секунду отвёл взгляд, словно выбирал, стоит ли отвечать. Лукас напрягся, я видела, как его пальцы чуть вжались в дерево панели.
— Потому что некоторые ответы опаснее вопросов, — наконец сказал дядя.
Я усмехнулась — сухо, без радости.
— Отлично. Значит, я просто буду ждать, пока следующая “случайность” произойдёт со мной?
Он подошёл ближе. Вблизи от него пахло чем-то травяным, чуть горьким.
— Я обещаю, Амалия, — сказал он, глядя прямо в глаза, — с тобой ничего не случится.
— Обещаете? — повторила я. — А девушке у пруда вы тоже обещали?
Тишина, в которой даже часы на стене, казалось, остановились.
— Отвечайте, дядя, — я почувствовала, как сама удивляюсь своему тону. Обычно с ним я старалась быть мягче, но сейчас терпение рвалось наружу. — Вы знали, что она не должна была быть здесь. Это ваши слова. Что это значит?
Эдвард чуть прищурился, словно проверяя, выдержу ли его взгляд.
— Иногда люди попадают в места, которые им… чужие. И это место отталкивает их, — произнёс он медленно, будто опасался каждое слово.
— Отталкивает? — я шагнула к нему. — Вы говорите так, как будто пансионат — живой.
— А разве он не кажется тебе таким? — вмешался Лукас, и я заметила, что его голос стал ниже, почти хриплым.