— Я до тебя доберусь, — едва не плача, бормотал Дмитрий и хлопал ладонью, — Доберусь, сука ты такая!
Во мраке послышался странный звук: нечто среднее между рыком и смехом. После этого ружьё с силой выдернули из рук ползающего мужчины, а его самого мощным рывком вздёрнули над землёй. Нечто огромное и сильное сжимало жирную шею человека и обдавало его зловонным дыханием.
— Пожалуйста, — бормотал Селезнёв, ощущая, что обмочился ещё раз, — Не убивай, пожалуйста! Я все отдам! Всё, что есть…
Дмитрия с такой силой швырнули в стену, что затрещал позвоночник. Потом тёмная тварь склонилась над упавшим человеком, заслонив остатки света, падающего из разбитых окон. Жуткая боль пронзила живот мужчины, и он попытался закричать, но вопль захлебнулся в потоке крови, хлынувшей изо рта. Селезнёв ещё успел ощутить, как острые клыки впиваются в его плоть, разрывая на куски. Потом боль начала отступать во мрак.
Следом за болью ушёл и он сам.
10
Был достаточно поздний час, но работа продолжалась, пусть и не так активно, как в дневное время. Можно сказать, наступило относительное затишье. В окнах большинства лабораторий погас свет и лишь кое где продолжали ярко сиять лампы. Охранники, позёвывая, блуждали по коридорам и смотрели на часы, считая время до окончания ночной смены.
Стрелки на циферблате неторопливо соединились, закрыв дюжину и не очень спешили уходить прочь. Сергей Малов пожурил их за леность, после чего повернул голову и посмотрел на человека, напротив. Смотрел директор с известной долей недоумения и даже жалости. Нет, доклады подготовили его, но они оказались не способны в полной мере передать всю глубину падения Аристарха Баркова.
За последние две недели тот сильно сдал. Даже не сдал, а опустился, напоминая какого-то спившегося бродягу. Дорогой костюм, некогда шитый на заказ, болтался, подобно рванине огородного пугала. Щёки, всегда выбритые, до синевы, почернели, ввалились и поросли сизой щетиной самого отвратительного вида.
А глаза! Куда делись прежние живые глаза? Глаза, всегда пылающие неистовым огнём ума и воли? Глаза, которые заставляли других подчиняться этому человеку, сейчас превратились в два выстывших очага, тусклых и бессмысленных.
Помимо всего прочего, весьма досаждал специфический запах, присущий опустившимся людям, забывшим про гигиену. Ну, про новую привычку своего сотрудника, директор знал очень хорошо. Постоянно подшофе, всё равно — дома или на работе. Бывший супермен и часа не способен прожить, не приложившись к бутылке.
А ведь всего полтора месяца назад, уверенный в себе мужчина, элегантно одетый, благоухающий дорогим одеколоном, докладывал об удачном завершении первой фазы эксперимента. Потом начались неудачи на работе, ссоры с женой и наконец — полный провал.
Впрочем, Малов до самого конца надеялся на решительный перелом. И он наступил. М-да…События понедельника выбили всех из колеи, а Баркова сломили окончательно.
Аристарх явно не желал начинать неприятный разговор. Он сидел, понурив голову, рассматривал грязные туфли и мечтал только об одном: чтобы директор быстрее отпустил его. Тогда можно будет заскочить в туалет и хлебнуть из фляги, спрятанной в кармане пиджака. А уж дома оторваться по полной. Потребность оказалась столь велика, что Барков даже ощутил вкус коньяка на языке. Перед этим желанием меркло всё, даже ярость директора, который ожидал начала беседы.
В конце концов Малов устал ожидать вступления и решил проявить инициативу.
— Аристарх, — обратился он к Баркову, стараясь, чтобы его голос звучал, как можно мягче, — Я по-прежнему не вижу вашего подробного доклада, хоть и оставлял несколько напоминаний. Хорошо, допускаю, что вы несколько выбиты из колеи и не можете собраться. Именно по этой причине, я вызвал вас. Мне казалось, что конфиденциальная беседа позволит вам расслабиться и вместе со мной порассуждать о событиях в пятой. Однако вы молчите и сейчас.
— Думаю, вам и так всё известно, — не поднимая головы, буркнул Барков.
Слова директора огненными гвоздями впивались в его раскалённый череп и раскалывая кость проникали всё глубже, проникая в центр пылающего мозга. Покой, вот и всё, что было нужно ему. Покой и… немного коньяка.
— Конечно, конечно, — улыбнулся Малов, сдерживая брезгливость. Со стороны было хорошо заметно, как страдает Барков и директор отлично понимал, о чём мечтает жалкий алкоголик, — Но это — голая информация, а мне бы очень хотелось послушать ваш рассказ, узнать ваше мнение, как непосредственного участника событий. ЕДИНСТВЕННОГО выжившего участника событий. И я желал бы узнать обо всём, начиная, скажем, — он сделал вид, будто задумался, — Начиная с пятницы.