Мы с Энн Мари перекусили пораньше, а Джимми я оставила вегетарианскую лазанью, только в микроволновке разогреть – пока он примет душ, как раз будет готова. И на кровати разложила одежду. Если вам нужно, чтобы Джимми собрался вовремя, надо все продумать заранее.
Он появился в четверть седьмого – вошел, неспеша, бросил в прихожей сумку.
— Джимми, бегом в душ. Ужин на столе, одежда на кровати. Давай, шевелись.
— Времени полно, малыш, чего суетиться. — Он нагнулся и начал развязывать шнурки своих больших, черных, заляпанных краской ботинок.
— Джимми, начало в половине седьмого, и я не хочу опаздывать.
— Ты иди, малыш, не волнуйся, я разберусь. Мне к восьми, не раньше.
— Что ты мелешь? Концерт в половине восьмого.
Он выпрямился.
— Я на концерт не иду.
— То есть?
— Сегодня в Центре выступает лама Тонден, ну, один из самых главных. Он только прилетел из Америки.
— Джимми, я ушам своим не верю.
— Но я же тебе давно рассказывал. Такой величины лама ни разу к нам не приезжал. Он бежал из Тибета в Калифорнию и основал там крупный центр для буддистов – это, считай, приятель самого Далай Ламы.
Я стояла с тарелкой лазаньи в руке. Едва удержалась, чтобы не швырнуть ею в Джимми.
— Малыш, он просветленный.
Что-то внутри меня оборвалось и похолодело - я вдруг ощутила, что ужасно устала.
— А Энн Мари — твоя дочь.
Он подошел ко мне, попытался обнять.
— Не…
— Малыш…
— … прикасайся ко мне. — Я шагнула назад. — И я тебе не малыш!
Не помню, чтобы хоть раз я была настолько вне себя. Злая, как черт, я сидела в первом ряду и не видела никого. В первом отделении выступал оркестр, и родители вокруг меня улыбались и слегка толкали друг друга локтями, когда их ребенок вставал и исполнял соло. А я просидела с каменным лицом. В антракте осталась на месте. Опасалась, что если выйду выпить чая, то встречу кого-нибудь из знакомых, - и я просто не знала бы, что им сказать.
Нет, каков гусь. Вот эгоист, и до чего самовлюбленный – просто не верится. И этот чертов его буддизм. Изо дня в день сидит, уставившись на свой пупок, и ничего вокруг не видит. Ясность ему подавайте. Ясность! Открыл бы глаза – может, кое-что и увидел бы ясно. Порвал пленку брата с юбилейной вечеринкой, потому что ему, видите ли, не понравилось, что он там ведет себя по-идиотски. Решил стать вегетарианцем. А кто теперь ищет рецепты и готовит по два ужина каждый вечер? Потом решает не спать со мной – и я соглашаюсь поневоле. Но ради Энн Мари я могла со всем этим смириться: он ее папа, и она его обожает – это самое главное. И он всегда был хорошим отцом. Но как мне сказать Энн Мари, что папочка не пришел, потому что у него эта чертова встреча с каким-то несчастным ламой?
После антракта все вернулись на свои места. Во втором отделении был спектакль - «Иосиф и его разноцветное платье». Подняли занавес, и на сцену выбежала вереница ребят в черных брюках и футболках разных цветов - они как бы составляли платье Иосифа. Энн Мари в красной футболке была крайней слева, рядом в желтой майке была ее подруга Ниша. Учительница музыки, молодая рыжеволосая женщина, села за пианино, кивнула – и дети хором запели. Эту песню я дома слышала уже, наверное, тысячу раз, но теперь она будто ожила, зазвучала по-новому. В той части, где перечисляются цвета, каждый ребенок по очереди делал шаг вперед. Энн Мари была первой — она шагнула вперед точно на слове «red».
Спектакль был изумительный. Без особенных каких-то декораций, и не сказать, что каждый ребенок блистал – вообще-то, у мальчика в роли Иосифа голос не самый выдающийся, - но как они старались! В середине спектакля был номер Энн Мари - «Any Dream Will Do». Это, на самом деле, соло Иосифа, но вторым голосом пела Энн Мари. Мальчик стоял в центре, а она чуть в стороне, в розовом луче прожектора. Конечно, это моя дочь, и не мне судить, но пели они чудесно. И меня изумил не только ее голос. Все-таки, не одно и то же - петь в ванной и на сцене, в одиночестве перед публикой. Она держалась до того уверенно, и пела так прекрасно, так искренне – всю душу вложила, - что у меня на глаза навернулись слезы. Ее папа должен был это слышать. Похожи как две капли воды – тот же взгляд. И как она держится – я вспомнила, как он выступал вместе с группой, когда мы были молодые. Песни, конечно, были не те – но он так же выкладывался, и неважно, сколько было народу: пять человек или зал битком. Папина дочка. Это, наверно, естественно. Только жаль, что у нас нет мальчика – может, он был бы похож на меня.